Не ведает, не видит, не жалеет,
Не может, не желает и не смеет.
Едва шевелится беспомощный язык.
Заветное небрежно память стёрла,
Слова царапают иссушенное горло,
И стих на дыбе, словно еретик.
Не плачет, не смеётся, не мечтает,
Не выздоравливает и не умирает.
Отходит недовольно – налегке -
Заносчивая тень от изголовья.
Опять эпиграф вместо послесловья,
Перо в парализованной руке.
Не прощено, не опровергнуто, забыто
И ни вином, ни кровью не залито.
Стерильность белых пятен между строк.
Упорно, но бессмысленно и тупо,
Толкутся дни в многострадальной ступе
И превращаются в бесцветный порошок.
Ни похвалы, ни оскорбленья, ни упрёка,
Ни приговора, ни амнистии, ни срока.
С сумой плетётся нищий, а вдали
Чернеет обгоревшая икона
На пепелище недостроенного дома,
И лепестки цветов - в седеющей пыли.
Не понято, не принято, не спето.
Закат не стал прелюдией рассвета.
И правит воцарившаяся блажь.
Не доползти и не остановиться,
И плотью обрастают небылицы,
Уродуя причудливый пейзаж.
На плечи падает причудливая пена
Из чаши опрокинутой Вселенной,
Нет ни души в пустыне неземной.
Распластываясь в шёпот, крик стихает,
Беззвучно возникает волчья стая
Нелепицей. Безмолвие – стеной.
Невнятный звук вплетается: несмело
В окно скребётся утро, и по телу
Волною дрожь. Едва очнувшись, вплавь
Переправляюсь через омут наважденья,
А сзади тонет, растворяясь, сновиденье,
Столь подозрительно похожее на явь.
1998 г.