Посвящается другу Александру Бизяку.
Виват географии нашей обширной и странной,
Ташкенту, который известен на многие страны,
Москве златоглавой со ВГИК-реализмом, с Главлитом,
и с криком прощальным, в отчаяньи горьком излитом…
Израильским кущам, Господней земле всемогущей,
где камешек каждый – предмет, к небесам вопиющий,
где день ото дня под лукавые просьбы "патрона"
читал терпеливо ему ты "Декамерона",
покуда под дьявольский хохот Джованни Боккаччо
душа старика не отправилась к Господу в плаче…
Жемчужине Хайфе, и жертвам ливанских обстрелов,
под чьими ногами земля наших предков горела…
Твери дромадерской, губернским полям и просторам,
по ним тосковали мы оба у мониторов,
И знойной пустыне, где с Богом боролся Иаков,
загадочным песням далеких каракалпаков…
Техасским равнинам, Атланте, Палм-бич и Флориде,
где, так же как мы, неприкаянны, часто небриты,
живут, непохожие вовсе, но близкие очень,
искавшие лето, поспевшие разве что в осень…
Я Ригой туманной, дождями себя заклинаю,
планеты иной под собой я не чаю, не знаю,
твой голос далекий припомнил - ах, где-то я слышал,
как чувства взбирались по крышам все выше и выше,
как сердце едва поспевало за глупостью нашей,
как мысли из слов превращались в обычную кашу…
Как всё и всегда «на потом» оставляли мы в спешке,
а шашки срывались с полей навсегда, словно пешки…
В моей географии место пустует – суббота,
оставлены Рига, семья и, (о, Боже!) – работа!
В прекрасный из дней, предположим, в четвертый Суккота,
пройдем мы беспечно на шук, веселясь отчего-то…
2007.10.22.