Листья

Максим Боль
 Я лежу и смотрю на небо. Точнее, на тот кусочек неба, который виден из-за опавших крон берез. Я лежу на холме, не на самой вершине, а где-то на полпути к ней, на небольшой ровной площадке, в центре миниатюрной березовой рощи. Деревья окружают меня, шумят, перешептываются, обсуждают свои проблемы – наступление зимы, северный ветер.

 Здесь я гость. Я вдыхаю запах травы, пожухшей, но еще живой, чувствую, что примял участок под собой и трава успокоилась, как бабочка, плотно зажатая в кулаке. Недалеко от меня муравейник – город, готовящийся к осаде. Десятки его рабочих, заняты убийством огромной личинки какого-то жука. Она пытается изогнуться, сбросить с себя захватчиков вгрызающихся и впрыскивающих яд в ее незащищенное тело, но их слишком много. Времени нет. Солнце неподвижно и приклеено на небе, оно создают иллюзию тепла, но от земли идет холод, заползает под одежду и тело твердеет, становится частью рельефа, словно камень или упавшая сухая ветка.

 Все мысли кончились, я стал свободен от них. Достоевский, называл людей, находящихся в таком состоянии созерцателями и сейчас я созерцатель, обладающий лишь одним желанием, смотреть. Смотреть на падающие листья, которые словно детские бумажные самолетики подлетают вверх при порывах ветра, на такое же желтое, как эти листья солнце, на ясное и неестественно синее небо. Мои глаза устали и слезятся, но я не могу моргнуть. Я должен наблюдать за листьями. Я начинаю их считать и теряюсь в них, я уже среди них, я уже вместе с ними, подлетаю вверх, и медленно парю вниз, схожу с ума, задыхаюсь от полета, от отсутствия ограничений, от свободы, хочу только падать, падать и падать. Главное долететь до склона, главное ветер, он теперь единственная сила в мире, от него зависит время жизни, время агонии. Как я боюсь упасть на землю, стать неподвижным, зафиксированным, смешаться с кучей подобных мне, слышать их и свой шелест, ненадолго отрываться от земли в ложной надежде и быть погребенным навсегда. Навсегда – сколько это, как понять, когда это прекратиться, может ли это прекратиться. И это свобода? Разве свобода это зависимость, разве свобода это страх?... Однако мы, многие из нас, перелетели и теперь несемся по склону, над травяным ковром, одинокими соснами и березами, над стадом коз, вниз, туда, где петляет дорога, где стоят крепкие деревянные домики а за ними… За ними река, древняя но молодая, бирюзовая, прозрачная, где-то ленивая, где-то быстрая, бурлящая. Только бы долететь до нее, только бы окунуться в ледяную воду, плыть вместе с ней, увидеть новые места, снова попасть в лето. Вот я уже близко, я вижу свое отражение, касаюсь зеркальной поверхности, плыву. Чувствую лишь холод и одиночество, но я в движении и значит живу, значит нарушаю правила осени, и от этого я счастлив.