То не чайка кричит, то романтика прежних времен,
Когда был молодым, когда верил мечтам и улыбкам.
Поднимается в выси сквозь дым, заслонивший собой небосклон
От пожаров, костров и свечей, и от душ наших зыбких.
И виток за витком, словно штопор в засмоленный штоф,
Взгляд буравит пространство металлом скупого цинизма.
Просто чайка кричит. Хочет жрать, вот и ищет улов
Средь помоек, людей, их дорог, площадного софизма.
Ей ли взять это в свой птичий толк (птичий бог, птичий грипп),
Что двуногим и прямоходящим известно о крике? -
Что мы прячем его как нарыв, как душевный полип,
Укрывая сердечную боль, как увечья улики.