В темном, свинцовом небе не видно ни солнца, ни звезд, ни луны. Не слышно птиц, шуршания листвы, зверей; не слышно людских голосов, машин и шума улиц, и не слышно вообще никаких звуков, кроме гулкого звона дождя и протяжных стонов ветра. От горизонта до горизонта простирается водяная пустыня и серые невысокие волны, как неторопливые песчаные змеи, медленно ползают по всему безбрежию. Вода везде. Она всюду, все в ее власти. Затоплено все без исключения: ни одного участка земли, ни одного клочка суши не встречается в округе. И только большой, связанный из толстых бревен плот колышется на волнах. На плоту, вплотную друг к дружке и накрывшись большим куском полиэтилена, сидят три человека: посередине, обхватив колени, сидит маленькая девочка; по краям – юноша и красивая девушка. Страдальцы молчали. От нескончаемого дождя они промокли насквозь, дрожали то ли от сырости, то ли от холода, то ли от отчаяния (а может, от всего этого вместе), и жались, жались друг к дружке.
Всех троих я сразу узнала: в девушке признала себя, в девочке – Кристину, а юношей оказался Илья. В этих безбрежных водах мы скитались долго, и нашей единственной мечтой было найти хоть какую-нибудь сушу. Но сколько не тщились мы увидеть землю – ее не было. В наших пустых взглядах уже не было той надежды, той жажды жизни, что была прежде, и теперь по сторонам тупо озирались глаза усталые и даже обреченные.
Первой землю заметила Кристина. Она резко вскочила на ноги и крикнула со всей силой, присущей ее голосу; и своим криком заглушила шум дождя, вой ветра, прервала гнетущее безмолвие водной пустыни и прекратила нашу безголосицу.
- Земля! – указывая рукой вперед, кричала она. – Земля! Смотрите! Земля!!!
Я кинулась в направлении ее руки и увидела расплывчатые очертания суши. Я вскочила с коленок, схватила Кристину за руки, крепко прижала к себе и поцеловала.
- Земля! – тоже крикнула я. По моим щекам потекли слезы радости, но их тут же смывал проливной дождь. – Спасибо, Господь! Спасибо, Богородица! Земля! Слышите меня?! Земля-а-а-а!!!
Илья обхватил меня вместе с Кристиной и закружил, закружил.
- Земля! – вторил он нам. – Мы спасены! Земля!
Наши голоса сплелись в один, и уже нельзя было разобрать, кто что кричал, но ясно было, что мы благодарили Бога за спасение, были вне себя от радости и часто повторяли одно и то же слово: «Земля». Это слово стало для нас синонимом «Жизни».
На мокром и скользком бревне Илья вдруг поскользнулся и мы все вместе повалились на плот. В замешательстве мы что-то решили предпринять. Вооружились валявшимися на плоту досками и что есть силы стали грести. Благо, ветер был попутный: плот вышел слишком большой и придать ему ускорение, даже посредством этих подобий весел, было невозможно, так что ничего другого не оставалось, как покидать доски на плот и ждать, пока течение принесет нас к спасительному берегу.
Это не был обман, как и не был мираж, - это без сомнения была земля. Нам не пришлось долго ждать; попутное течение подвело нас к пустынному скалистому берегу. Плот кромкой ударился о камень.
- Ух, спасены! – воскликнул Илья и прыгнул на огромный, плоский, обсосанный водой камень. – Катя, подсоби мне Кристину, а уж затем тебя заберу.
Я взяла Кристину за руки и протянула Илье. Он ухватил ее за вытянутые руки и, потянув на себя, выдернул наверх, потом опустил ее рядом с собой на твердую землю (ноги ее дрожали). В следующий момент он нагнулся и протянул ко мне руки…
… но я уже не могла до них дотянуться…
… неподвластное мне течение уводило бревенчатый плот от берега… все дальше… все быстрее…
Лицо Ильи замерло в ужасе; его глаза были влажные от бессилия и в то же время исполненные гнева на грозную, несправедливую стихию. Что-либо поправить и изменить стало уже и не в его силах и невозможно: я была далеко… от дорогих для меня человечков, далеко от любимых мне человечков, далеко от «земли», далеко от «жизни».
Как подраненный волк Илья метался по камню. С недвусмысленными намерениями он подбежал к самому его краю: ясно было, он собирался прыгать.
- Не надо! – крикнула я, видя его решимость. – Не делай этого, Илья! Помни о Кристине!.. Прошу тебя!
Он услышал мои слова, он вонзил пальцы в волосы, со всей силой рванул их и осел на колени, а потом и вовсе свалился на бок, поджал под себя ноги и затрясся, содрогаясь от плача. А Кристина стояла рядом и пристально и мучительно смотрела мне вслед.
Зато я не в силах была смотреть на это: мое сердце разрывалось от боли, но я все же смотрела, смотрела жадно, - потому что знала, что вижу их в последний раз. Мои глаза были полны слез, я не успевала их вытирать руками. Мне неудержимо хотелось орать, и реветь, и выть, но я не могла этого себе позволить, потому как знала, что стоит мне заплакать - и сквозь слезы я больше не увижу ни Кристину, ни Илью. Я берегла драгоценные мгновения, страдала и смотрела вперед – на стоящую Кристину, на плачущего у ее ног Илью, и провожала их взглядом лишенного жизни. Вскоре я их уже не видела. Я распласталась на плоту и наконец-то заплакала.
Я лежала навзничь, стонала, сквозь косые нити дождя смотрела на грязно-серое небо и мысленно молила Бога, чтобы он меня забрал.
Я всю жизнь была одна, а сейчас, лежа на плоту, я вдруг поняла, что не такая уж я одинокая. Моими попутчиками в этом тленом мире были хмурое небо, ласкающий меня дождь и безбрежный океан.