Москва в тумане последних дней,
В листве холодной блестит елей.
С замоскворечья слетает дым,
За вечер город вдруг стал седым.
На рваном небе заплатки туч,
Зимою веет с бетонных круч.
Ну чем не горы?! Поди, возьми!
За облаками стоят они.
Иду ущельем, налево - МИД,
Арбат направо огнём манит.
Толпа тупая! Матрёшкин ряд!
Не это видел старик Булат.
Шагаю бодро, из трубки дым.
Москва вздыхает, как исполин.
А в небе звёзды, за ними бог,
И там, наверно, московский смог!
Бульвар мерцает. За тенью, тень.
Есенин в бронзе, который день,
Стоит спокойно в кругу кручин.
Привет, ровесник! Молчит. Молчим.
А тьма с карнизов мне смотрит вслед.
У этой твари сомнений нет!
Ей только душу вынь, да положь!
Едка, как сера, тиха, как нож...
Тверская тонет в рядах витрин.
Тверская стонет - О! Господин!..
Возьми скорее!.. "Добавь огня!"
Часы! Одежда! Меня! МЕНЯ!!!
Ей богу, стоит пройтись кнутом,
По этим рылам, иль топором!
А после, вправду, огня! Огня!
Чтоб запылала кругом земля!
Но, тише! КРЕМЛЬ. Глухая твердь.
Людская гордость. Народа смерть.
Здесь власть тирана, из века в век,
Давала хлеба до красных век.
А коль не сытно, иль корм не впрок,
В Сибирь пожалуй. Готов острог!
Живи спокойно в краю тайги,
А думать, братец, и не моги!
И снова гулко мои шаги
По переулкам чужой любви.
Скитаюсь молча, который год,
Бульваров кольца, как хоровод.
Часы всё тише. Густеет мрак.
Ночные крыши одели фрак.
Трамваи стаей бегут в депо,
В земле застыла змея метро.
Но вот, я слышу, далёкий гул.
То ветер словно в ночи подул.
Смотри! Смотри же! И в Южный порт,
Ноябрь входит, как теплоход.