...Ледяным ветром накачанные тучи грозили скорым снегопадом. По вагонным стёклам дождевые капли не струились, а тяжело сползали вниз, будто холодина приблизила их к состоянию почти ртути. Вот-вот пойдёт снежная каша. Но вдруг грохот состава перекрыла непривычная нашему слуху в это время года канонада грозы - гром тянул свой артиллерийский разряд с нарастанием, как бы желая поглубже втемяшить нам в сознание: это вам не зима в Казахстане, тут - Европа.
...Эшелон вместил в своё нутро 900 парней, нас увозили на три года для срочной армейской службы. С первых минут перехода под команду армейских офицеров, которых почему-то называли покупателями, с первых минут повторялась эта фраза - "в обстановке, приближённой к боевой". Мол, хотя вы ещё присягу не приняли, но в пути следования должны чувствовать себя "в обстановке..." Потом к этому прибавится каждодневная обязанность переносить "все тяготы и лишения армейской службы".
Пока что эта "обстановка", "тяготы и лишения" проявлялись лишь в том, что на станциях и полустанках выходить из вагонов запрещалось. И трижды в день по вагонам, от хвоста поезда, где был хозвагон, протаскивали термоса с горелой пшённой кашей - первый "привет" от советской армии на предстоящие три года службы. Пока нам достаточно было этого запаха подгорелости - никто есть кашу не собирался. Домашние запасы - у кого чужук и казы (копчёные куски жирной конины), у кого - в банки закатанная домашняя тушонка из баранины... От каши и кусков свинины (!) брезгливо отмахивались.
...Состав тащился через всю страну 9 суток. Ровно на столько дней хватило запасов домашней пищи. А потом армейское довольствие уже не вызывало столько пренебрежения. В части, где предстояло прожить целых три года подневольной жизни, горелая каша на жирах неизвестного происхождения через "не могу" съедалась. Но СВИНИНА!
...Вот где начались условия, приближённые к боевым: свинину нам подавали ежедневно и вся она оставалась нетронутой - казахи свинину (шошка) есть не должны! Честно сказать, многие городские этот запрет прежде легко обходили, особенно в застольях с русскими ребятами. А вот аульные парни - ни в какую! Ну, и мы, городские вынуждены были "держать марку". Тут и случилась обстановка, приближённая к боевой по-настоящему. Солдат должен есть, что дадут - внушали командиры и политработники. Отказ от пищи приравнивался к членовредительству. А после принятия присяги членовредительство будет расцениваться как преступление с перспективой дисциплинарного батальона (армейская тюрьма - дисбат). Беседы, внушения, крикливые приказы силы над нами пока не имели. Силу возымел голод. Первыми "заветы предков и Корана" обошли городские. Аульные парни продержались недели две и стали сдаваться коллективно. Договаривались между собой, что по возвращении на родину о свинине никто не вспомнит, и давились жирными кусками непривычного сладковатого мяса. Армия сломала первую преграду, стоявшую на пути к постижению воинских наук "в обстановке, приближённой к боевой". Все внушения начинались безотказным "... в то время, когда весь великий советский народ..." с плавно-неуклюжим переходом на упрёки "...а некоторые военнослужащие..." И неслась ахинея в защиту, например, свиного рациона: -Огладитесь, сколько тут наций представлено! Что же, каждой нации свою пищу обязан представить товарищ Министр обороны?! Грузинам - шашлык, корейцам - собак, евреям - рыбу-фиш, французам - лягушек? - И хотя французов среди нас не было ни одного, упоминание лягушек действовало безотказно. Словом, свинина "пошла"
...Впереди - три года такой жизни в климате повышенной влажности, ежедневной ломки характеров под уставы армейской жизни, в трёх тысячах километров от родных степей, трескучих морозов и жарких июлей, и от привычной для организма пищи...
...Сорок лет прошло от тех времён. Многое переменилось в нашей жизни. Но обычаи предков оказались сильней насилия разных надуманных "обстановок". Уже нет той страны, в которой через колено гнули разных... в армейском обиходе - "чурок". Живём в своих национальных государствах; формируем свои законы, приближённые к вековечным традициям предков. Но ещё долго будут выпирать чужие привычки и традиции, насильственно внедрённые в наш быт и сознание за столетия той империи.