ВОЛНЫ ЖИЗНИ
Жизнь нельзя предсказать. Бури жизни опасны.
Бьет об острые камни волна. И – сильна!
Жизнь нельзя предсказать. Но живем не напрасно,
Хоть бывает порой – с ног сбивает волна…
Но выносит опять! Или сами уходим
Мы за счастьем своим от волны роковой,
Или в этой волне свое счастье находим?
Бьют об острые скалы волна за волной…
СВЯЩЕННЫЕ ЗАКОНЫ
Это, верно, навеки в крови у бурят,
Это предки зажгли в нас в глубинах веков,
Чутким пламенем в каждом заветы горят –
Чтить законы своих матерей и отцов:
Всех, кто старше тебя – уважать, почитать,
И любить, и лелеять отца или мать,
Всех, кто младше тебя, никогда не бросать,
И друзей, несмотря ни на что, не менять!
Так зажженный в крови этот древний закон
Освещает нам путь в этой жизненной мгле.
То, случается, тлеет, то вспыхнет вдруг он,
Но не гаснет – покуда мы есть на земле!
Значит, предки за нами нетленно следят,
Значит снова и снова огни их зажглись…
Как наполнены смыслом одежды бурят,
Как богат наш язык, что несет всегда мысль!
Это, значит, навеки в крови у бурят,
Это, верно, вошло в нас с далеких времен,
Бережем мы огонь, после нас сохранят,
Сохранят наши дети священный закон!
ЗЕМНЫЕ ВЕНЫ
Земные вены – голубые реки
Как будто бы ударились в бега!
Пульсируют от века и до века,
Нетерпеливо бьются в берега.
То яростно, то ласково-спокойно,
Стремясь свершить скорей круговорот,
Земные вены гонят свои волны
Неутомимо, и всегда – вперед…
СТЕПНОЙ ПЕЙЗАЖ
Зашуршал по травам дождь шершавый,
В холоде седеют ковыли,
И цветы, синея в мокрых травах,
Клонятся печально до земли…
Вдруг исчезли тучи грозовые,
И под небом солнечным легки
По степи воздушно-голубые
Оживают снова лепестки.
Распрямились, свежи и не смяты!
Будто их куда-то вдаль зовут,
Голубые летние халаты
Над травой качаются, плывут…
ЗОЛОТОЙ ЛИВЕНЬ
Веют суховеи,
Марево в пыли…
И парит сильнее
Зноем от земли!
Бредит степь дождями,
Жаждут ковыли,
И жара с ветрами
Степь дотла сожгли!
Что за ветры с громом,
Где палящий луч?
Там – за окоемом
Копны черных туч!
И, клубясь, наплыли
И накрыли свод!
Вздрогнули – пролили
Ливни шумных вод!
И дымят просторы,
Все парит вдали…
Задышали горы,
Трещины земли!
Оживляя землю,
Ливень дождевой
Прозвенел над степью
Золотой лимбой!
«ПОВСТРЕЧАЮ ЮНОСТИ ПОДРУГУ…»
Повстречаю юности подругу
И задам вопросы ей сперва,
И пойму с тревожным вдруг испугом:
Непонятны ей мои слова!
- Вас не понимаю, извините! –
говорит по-русски мне она.
Все же мне за этим – «извините»
Девочка бурятская видна!
Юность наша, где моя степнячка
С дорогим и милым мне лицом?
Рядом недоступная гордячка –
Матери язык ей незнаком!
В этой жизни множество событий,
Многое забудется средь тьмы,
Но забыть язык свой… извините!
Кто виновен – время или мы?
КОЛОКОЛЬЧИК
Памяти Дондока Улзытуева
Розовеет небо на рассвете,
Степь бледнеет в пятнах темноты,
И лучами первыми согреты
Распрямились разные цветы.
Вспыхнули! Поплыли вдаль далеко!
Разноцветье сердце веселит.
Только колокольчик одинокий
Выше всех поднялся. И – звенит!
Сколько в нем природного искусства,
Дивные мелодии звенят…
Ах, какие в этих звуках чувства,
Как степную душу бередят!
Путник остановится уставший,
Долго, зачарованный, стоит,
Жаворонок в небе замолчавший
Песне колокольчика вторит!
Но смертельным градом с поднебесья
Дождевую срезало капель.
Надломился стебель. Смолкла песня.
Замолчала чудная свирель…
Но не властно время над талантом,
И талант не властен над собой!
И осталась музыка в пространстве,
Став навек мелодией степной…
Сколько в ней природного искусства,
Как они чаруют и звенят!
Ах, какие в этих звуках чувства,
Как степную душу бередят…
В НОЧИ
Голубого неба тишина,
В теплом море плещется волна.
Из-за туч не выплыла луна.
Засыпает море. Ночь темна…
Притомились за день облака,
Дремлют, не торопятся пока.
Посмотри, как звезды нам в ночи
Посылают робкие лучи.
Дали оттеняет Кол-звезда
В бледно-золотые холода.
Из ковша Семь Старцев , не скупясь,
Льют и угощают благом нас…
ПЕРЕД ЛИВНЕМ
Синева запахла влажными ветрами,
Забурлили тучи волнами вдали,
И плывут, вздымаясь, и бурлят над нами,
Вот и обложили окоем земли.
Может быть, верблюды так в песчаной буре
Бьются друг о друга – ноши тяжелы,
Или так клубятся в грохоте и гуле
В море-океане грозные валы!
Почернели тучи, ветры встрепенулись,
Опрокинув юрты полог надо мной.
Холодом дохнуло! Тучи колыхнулись, -
Сколько там над нами влаги дождевой!
Молния далеко золотою плетью
Насквозь прочертила сумрак, просверкав,
И змеей ужасной бьются перед смертью,
Страшный гул и силу в трепете издав…
РОДНОЙ ЯЗЫК
Матери от сердца завещали
И отцы нам строго наказали:
Сохранить, лелеять и беречь
Сокровенный дар – родную речь!
Наши предки в глубине столетий
Сберегли потомкам звуки эти.
Наш счастливый и бесценный клад
Начинал преданья, говорят…
В соболях бурятские одежды…
Дети – наша радость и надежда…
Пусть звенит чистейший, как родник,
Сокровенный дар – родной язык!
ИДУ ДОМОЙ
И берег реки, что, туманясь, струится,
И зыбкие заросли тоненьких ив,
И изгиб белых юрт, что взросли вереницей, -
Это все моей родины милой мотив…
И спешу я туда! Без дорог и тропинок.
Буераки! Стоянки прошла стороной.
Через чащи, овраги, будет путь мой недлинным.
Наказанье идти! Но спешу я домой.
Надо мной серебрятся лучистые звезды,
И валежник, ломаясь, трещит подо мной.
И вспыхнет луна, навевая вдруг грезы,
И в тучах исчезнет. Спешу я домой!
И, конечно, уснули таежные звери,
Сон ежа одолел, отдыхает лиса,
И, смутно качаясь, тихо дремлют деревья,
Птиц веселых умолкли давно голоса.
Все как будто бы скрылось от лунного света!
Тишина… Только контуры брезжат едва.
И летучие мыши шуршат в листьях где-то,
И взмахнут вдруг плащами, подняв рукава.
Жуткий крик, заполошно вдруг мглу оглушая,
Раздается в ночи, пробуждает окрест,
Желтый филин заухал! Заплакал, пугая.
И в ознобе качается дремлющий лес.
И сердечко мое учащенно забилось!
Но иду я домой… Не теряю пути…
И опять тишина в темноте воцарилась.
Вот светлеет поляна – недолго идти!
Выхожу на простор. Проторенною нитью,
Извиваясь, тропинка бежит предо мной.
Помнит сердце – и разве могу позабыть я
Все приметы мои! Ведь спешу я домой!
И считаю я звезды, луна светит ярко,
Убыстряю шаги – здесь дороге конец.
Вот родные места, скоро будет стоянка,
Дом родимый, где ждут меня мать и отец!
БАЛЛАДА ОБ ОДИНОКОЙ БЕРЕЗЕ
Хотогор, Хонгор … Степные наши грезы.
Между этой сопкой и рекой,
Кривоствольная качается береза.
Одинокая! Кивает головой…
Посмотрите! Ствол коряво наклоняясь,
Вдруг тяжелый посох он напомнит вам.
Может быть, старик, так сына дожидаясь,
Выходил в дорогу встречь степным ветрам?
Одинокая! И молча, и печально,
Ждет всегда тепла и в стужу, и в мороз,
В ожидании горюя, и скучая.
Лишь весной прольет скупые капли слез!
И в ознобе ближе сдвинув свои ветви,
Дремлет в звездно-лунной голубой ночи.
Утром одеялом серебристо светит,
И горят алмазно снежные лучи…
А под летним солнцем нежилась, хмелела,
Напевала песни, листьями шурша,
От степного ветра в сладкой дреме млела,
Листья расправляла, в миражах шепча…
Это было в детстве, радостном, далеком!
Я пасла отару, прячась жарким днем
В тень листвы березы вечно одинокой.
Там же дожидалась парня я потом…
Повзрослев, судьбу я с ним свою связала.
Дом родной отцовский оставляла я,
И береза вслед мне листьями махала,
С грустью провожая в дальние края.
Годы пролетели! Я сюда вернулась,
Навестить березу матерью седой.
Но навстречу листья мне не встрепенулись.
Там стоял, чернея, только пень гнилой…
Здесь она шумела, украшая степи!
От корней березы, меж зеленых трав,
Слабо потянулись к солнцу два побега.
Выживут ли, силы от земли впитав?
Сколько в ней бродило радости, страданья!
И ее любили все в моем краю…
В чувствах самых нежных светлое преданье –
Детство и березу, юность я храню!
Сказано: жалейте вечно одиноких,
Не губите их, любите, говорят.
Но сгубил березу, свет в степи широкой,
Враг без сердца, без традиций, говорят…
НА ВЫСШЕЙ СТУПЕНИ
БАСНЯ
Болтунья сорока летала высоко
И грозный оттуда приказ привезла.
Уселась высоко, и строго-престого
Всем стала читать про большие дела.
Послушать те речи под старой сосной
Собрался наивный народец лесной.
И долго дивился, внимая речам,
Явлениям сложным, красивым словам…
Одно было ясно – грядут перемены,
А значит, меняться придется и им
Нашли ведь и старому беркуту смену,
Поскольку стал дряхлым, безумным, слепым.
«На высшей ступени такое решенье –
назначен над вами начальником Я!
По этому поводу есть мое мненье,
Что жить нам по-старому больше нельзя!
Значит, там мы решили-постановили,
Каждому строить дворцы или виллы.
Зачем улетать теперь в теплые страны,
Когда в наших виллах клозеты и ванны?»
И выгнула круто свой хвост величаво,
Качнулась мечтательно взад и вперед.
Заверещала про долг и про право.
Дивился и слушал наивный народ…
И стало теперь совершенно привычным –
Сорока болтает весь день трудовой,
Лишь солнце восходит, заходит обычно,
Шумит изумленный народец лесной!
Все было бы проще, когда бы сорока
Болтала высоко совсем одиноко…
Но видно не может народ без нее
Прожить и устроить свое бытие!
НА ВЕРШИНЕ ГОРЫ БАТОР
На Баторе бугрятся буйно камни.
Наверное, был рад бы знаку Батор.
Старейшины агинские сегодня
Стоят здесь, степь оглядывая зорко.
Потом в старинную проходят юрту,
Потомки с ним беседуют как-будто.
Рассказы их недлинны, но словами
Разгадывают вязь веков они…
Старейшины распутывают нити
Старинных слов. И мудрые оттуда
Рождаются сказанья. Потом снова
Рождаются слова, как иноходцы…
И в этот день все тихо и спокойно,
И солнце тоже светит равномерно,
И синие цветы в халатах легких,
Искусно кланяясь, стоят в степи…
Меняет небо облака и краски!
Мешает шумно голубое с черным.
Вот это небо – бороды провисли,
Вот-вот дождями одарят степь хмуро!
Светло и гулко иноходцем быстрым
Сверкнула молния, разрезав тучи.
И жизнь представилась вдруг белым с черным.
А тут догадку подтвердил и град…
Дары природные в ладонях старых.
Дано под солнцем им, блеснув, растаять.
Пребыть мгновенье алмазом чистым,
Потом исчезнуть. И мы мгновенны!
На мир смотрите глазами вечности,
На смену красок и туманность далей,
Вот степь пятнистая омыта снова,
И бубен солнечный блестит опять…
Вот снова небо голубеет ярко,
И снова песни распевают птицы.
Отсюда видно все луга, низины,
Онон спокойный, сенокос в тумане.
Как все меняется в одно мгновенье!
Когда пронзит вдруг: что мгновенье вечно,
Тогда очистит вас наш Белый Месяц,
Тот Белый Месяц, что снимает грех…
Переводы сделаны осенью 1993 года