Декабрь, непогода, слякоть,
Бредём с поминок. Ну, ни зги.
Глаза сухие, – не заплакать.
Дорога – Боже, помоги…
Попробуй, может тут застыло?
Авось пролезем как-нибудь.
На чём же ездить надо было,
Чтоб колея, – почти по грудь?
Вдали чего-то светит, вроде,
Не то – звезда, не то – окно.
Да нет, звезда – не по погоде.
Шальной фонарь? А, всё одно…
На сердце, будто рана ноет.
Вот навалилось невпопад.
И не понять – тому виною
Настрой, а, может, снегопад?
Всегда уходят, кто дороже,
Косматой так заведено.
Хотелось с нею бы построже,
Да повлиять – не суждено.
…
Со мною память шутки шутит –
Лет тридцать минуло, поди.
Всё узнаваемо, до жути,
Как никуда не уходил.
Годков уже умчалось много.
Не скажешь даже, что тогда,
Здесь на Самару шла дорога.
Теперь, как видишь, – в никуда…
Совсем недавно ж это было,
А как тут было веселО…
Сейчас тоскливо и постыло.
Почти что вымерло село.
Пожалуй, дед, так лучше даже,
Что ты ушёл. И чья вина,
Что нынче жизнь почище сажи?
Но были ж лучше времена…
Во мне осталось даже с лишком
От той ребяческой поры,
Себя я чувствую мальчишкой
В большой ораве детворы.
…
С друзьями бегал без рубашки,
Смотрел по телеку Кусто;
Ты помнишь их, все трое – Сашки:
Кирюшин, Павлов, Калитов.
Судьба мозаику сложила, –
У всех по разному пришлось.
Мне повезло: из старожилов
Наставник был. И мне далось.
Перед глазами всплыло резко:
Стоим в «конструкторской» с тобой.
Ты говоришь, в руках стамеска,
А я киваю головой.
Мне в душу, видно Божья воля,
Зерно уменья заронил.
Хотя ты был отличный столяр,
Я, всё ж, не просто сохранил.
Умножил то, что отдал мне ты.
Но, когда много лет прожил,
Тогда лишь понял: не в монеты
Ты столько золота вложил.
…
Пройдя войну и дом казённый,
Был, как в Бразилии Пеле.
Ты знал почти всех поимённо
И каждый знал тебя в селе.
Народ тут ушлый и глазастый,
С мякиной к ним не подходи.
По виду, вроде, безучастный,
Обманчив только этот вид.
Они, конечно, так же могут
И прихвастнуть, и слух пустить,
Но не хватает, слава Богу,
Ума неискренность простить.
Порой не видят чертовщины –
Не замечают то, что тут
Зовут вершинами – лощины,
А вётлы – вёшками зовут,
Но в людях туго дело знают
И уважают седину, –
Народно даже называют
Сычёвкой улицу одну.
…
Мне рассказал про наши корни,
То, что из беглых мы крестьян;
Что нрав упёрто-непокорный
Наш плюс, а вовсе не изъян.
Имел и палку-выручалку,
Как анальгин от тяжких дум, –
Свою солдатскую смекалку
И, заодно, житейский ум.
Тебе немало удивлялись
Родня, соседи. Вот те – на!,
Откуда мысли эти взялись?
Откуда – эта глубина?
Весёлым в памяти остался:
Историй, баек знал – не счесть.
Ты всё-таки не зря старался,
Твои черты во внуках есть.
Мы любим выкроить минутку
Для анекдотов и стихов.
Я даже помню прибаутку
Про «.. два вагона. Дураков.»
…
Нельзя забыть, о чем пишу я.
Тебя, что Богом был мне дан,
Большую улицу Большую
В селе с названьем Бок-Майдан;
Того, что быв ещё ребёнком,
Тебе с запалом говорил
(В виду имея самогонку),
Чтоб ты «дыхание» не пил!
Что недалёко от забора
Росла толстенная ветла;
Соседа деда Никанора…
Ведь память не горит дотла.
Судьбой вертеть – не в нашей власти.
Она как вражья давит рать,
Нам против этакой напасти
Никак с тобой не совладать.
Уходит время. Остаются
Следы на утренней траве,
Но мысли-слёзы не прольются,
А сохранятся в голове.