В ЭТОМ СКАЗОЧНОМ МИРЕ
Из книги «Отход назначен на позавчера»
2002 год.
Х Х Х
Я родился раньше многих,
Раньше всех, насколько смог.
Первым я сказал о Боге,
Первым словом было «Бог».
А потом меня умчало
И рассеяло, как свет.
Это я всему начало,
Я – низвергнутый поэт!
Это я всему основа,
Первый голос в тишине.
И… «Вначале было слово…» -
Понимаешь? – Обо мне!
Х Х Х
На перекрёстке или перекрестии –
Не на Кресте (Ах, если б на Кресте!) –
Ты сам попросишь Бога о возмездии
За грешный путь к обманчивой звезде.
В минуту вдруг пришедшего отчаянья
Пред выбором пути из двух начал,
И наградит тебя Господь молчанием,
Как тыщу лет до этого молчал.
Ты примешь этот знак, согласно случаю,
Свалив валун с измученной души:
Сомнения прошли, ничто не мучает.
Ты вновь свободен. Что ж теперь? Греши!
Х Х Х
Эти мысли не взять ни петлёй, ни свенцом –
Всё болят и болят, просто нет с ними сладу.
А устрою я пир! Приглашу мертвецов,
Угощенье накрою и рядышком сяду.
И вот спросят они: «Как, мол, жизнь удалась?»
Я скажу: «Потерял вашу Правду и Знамя,
И Любовь, и Надежду, и Веру…» -
«А власть?!» -
«Власть всё та же, - скажу, - мы другой и не знали!»
Улыбнутся они. Скажут: «То-то!» - они.
Мне напомнят они про Каховку и Пресню.
«Там вдали за рекой догорали огни…» -
Запоют мертвецы свою давнюю песню.
«Подпевай!» - Подпою. Пел ведь раньше с отцом.
А умолкнем, скажу им: «Людьми правит злато!
Молодые стоят – все на Запад лицом,
Всё готовы продать за проклятый тот Запад!»
Удивятся они. Не поверят они.
Мне напомнят они про войну и блокаду
И опять запоют про те давние дни,
Как про самую-самую горькую правду.
В этой правде и смерть, и любовь, и восторг…
И тогда я скажу: «Разойтись по могилам!
Мы вас всех хоронили лицом на Восток,
Надо встать и помочь! Нам самим не по силам».
Встрепенутся они. Закивают они.
Разойдутся с суровой решимостью в лицах.
И восстанут!
И встанут!!
Напротив родни –
Чтоб глазами – в глаза,
А глазницей – в глазницу!
И секунда потянется, будто века,
И минута умножится на бесконечность,
И растянется миг на три долгих глотка:
Человек,
Человечество,
И человечность!
И раскаются все – так как всякий неправ!
И кто в Бога не верил – уверует твёрдо!
Кто на Запад смотрел – тот увидит свой прах!
Остальные – восстанут живыми из мёрвых!
И никто никогда не захочет грешить,
Душу высветят неугасимой лампадой…
Так чего же я жду? Надо к мёртвым спешить!
Вот как мысли болят, просто нет с ними сладу…
ГОРД ТРЁХ РЕВОЛЮЦИЙ
Гора неубранной листвы,
Окурки, грязь, туман и морось…
В Санкт-Петербурге только львы
Ещё хранят былую гордость –
Они не знают перемен,
Они не ведают лишений.
Для них мы – суета и тлен,
Причины стольких разрушений!
Но мы-то люди! Мы из тьмы
Бредём, не ведая покоя,
И от сумы да от тюрьмы…
Но, Боже! Что это такое?!
Ужель опять весь этот бред
С тоскою замкнутого круга?
Ужель у нас другого нет,
Как только ненависть друг к другу?
Когда?! Когда мы победим
Иль будем вздёрнуты по реям –
За то, что снизу не хотим…
За то, что сверху не умеем?..
Над Петропавловкой парят –
Чьи души? Зов их так неистов…
Вчера мы прокляли царя,
Вчера казнили декабристов!
Пусть новый мир во всей красе,
А нам в нём – что? Туман и слякоть.
Кому-то здесь ещё висеть,
Верёвок хватит…
Х Х Х
Я не думал о ранге,
А пришло, как награда:
«Что же, ангел, так ангел!
Раз назначили – надо!»
Так вот жил и не чаял,
И не думал про это:
«Два крыла за плечами
Будут белого цвета…
Два крыла за плечами…
Буду вестником чуда…»
- Будешь ангел печали!
- Как прикажете… буду…
- Сможешь?
- Да! Я – кручёный,
Мог ведь сгинуть, а выжил…
Мне не важно, что чёрный,
Хорошо, что не рыжий!
Чёрный ангел отныне
Будет вестник печали.
Жаль, не знают родные,
Люди не замечают –
Облака, а под ними
Я являю надёжность!
«Что ж, ребята, поднимем –
За вступленье на должность!»
Х Х Х
Мне тёплый ветер обдувал лицо,
Я думал о свободе и парил.
«Считай до ста и дёргай за кольцо!» -
Мне час назад инструктор говорил.
Итак, я падал и считал до ста.
Я видел лес, и просеку в лесу,
И стадион, и платные места,
И белый круг, очерченный внизу.
Не новичок, я прыгал много раз,
И постоянно приземлялся в круг –
В круг абсолютно равнодушных глаз,
В круг абсолютно равнодушных рук.
У тех, внизу, святая правота –
Смотреть и, не волнуясь ни о ком,
Считать, как им подсказано, до ста
И знать, что – а потом… А что потом?
Вот захочу и приземлюсь в лесу,
И опущусь на лоно мятных трав,
И пусть они волнуются внизу
И смотрят, кверху головы задрав.
Нет, не сверну с обычного пути,
А приземлюсь, как прежде, точно в круг,
Но я рвану кольцо на «сто пяти»,
Чтоб каждый бвздрогнул мысленно: а вдруг?!
Нет, я нарушу правила игры!
Я их расшевелю в конце концов –
Пусть закричат, ну, а до той поры
Я ни за что не дёрну за кольцо!
Они меня не знают – кто я им?
Лишь одуванчик, сорванный с небес.
Я их взорву мгновением одним
До чувств и до бесчувствия, до без…
И вот он, вот! Я вижу бледный лик,
И страх, и боль, и крик, лицо – в лицо!
Я всех благодарю за этот миг…
Сейчас, сейчас… я дёрну за кольцо…
Х Х Х
Их тысячи тысяч, и пыл их един,
Их танец безбожен, они – дискотека.
А с музыкой лучше один на один,
А в танце сливаются два человека.
Я выберу вальс, очень старый мотив.
Моя незнакомка, я вас приглашаю.
Всего лишь секунда, и вот мы летим!
По кругу, по кругу – Земля ведь большая!
Нас двое. Мы пара. Мы будем семьёй –
Великий закон продолжения рода…
Секунда – и вот мы парим над Землёй,
Мы оба узнали, что значит свобода!
А снизу, ощеряясь, как ржавая сельдь,
Беснуется стадо – исход их летален.
Их тысячи тысяч, но им не взлететь.
А мы улетаем, а мы улетаем…
Х Х Х
У российских поэтов своя стезя –
Обводной колеёй, чтобы ноги – в кровь…
Нет, семью поэтам иметь нельзя,
Другое дело – любовь!
Если б был я не муж тебе, - ну, а кто? –
Жданный гость, кавалер или господин,
Я купил бы кожаное пальто,
Только трезвым к тебе бы я приходил.
Я б красив, я б заботлив, я б вежлив был,
Потому что можно – в неделю раз.
Я б такие подарки тебе дарил,
Я б продукты таскал тебе высший класс!
Как собака, смотрел бы в твои глаза,
Все желанья лови, открывал бы дверь,
Но зато ты вовек не смогла бы сказать
То, что ты говоришь про меня теперь.
Но зато ты б не знала во веки веков,
Как я пьяным бабам – сам пьяный вдрызг! –
За любовь надувал пузыри стихов
Под бесстыжий капризный гитарный визг.
Я когда б я загнулся в конце концов,
И тебе бы в дом принесли эту весть,
Ты б упала, в подушку зарыв лицо,
Ты бы так зарыдала!..
Но вот я здесь.
Я твой муж. Я живой. Я смотрю в глаза.
Говорю: «Прости, только не реви…» -
А на мутном небе горит слеза
Непонятной моей любви…
Х Х Х
В небе звёздочки померкли –
Тучи. Ветер, как нождак.
Ты сказала: «Надо в церкви
Схорониться от дождя».
«То не церковь, это – башня,
Там могила двух бродяг…»
Ты сказала: «Мне не страшно!» -
«Схоронимся, коли так».
Мы с тобой промокли оба
И продрогли, как птенцы,
И уснули…
А из гроба
Ночью вышли мертвецы.
Может, мы разбередили
Чью-то память невзначай?
Разбудили, может, или
Им не спится по ночам?
Может, смерть кого искала
И нашла случайно нас?..
И смотрели два оскала
С чем-то чёрным вместо глаз.
Первый, головой качая,
Вслух промолвил о своём:
- Ну?! Убьём иль обвенчаем?
- Обвенчаем и убьём!
Первый, с меткой ножевою,
Запалив холодный свет:
- Хочешь быть его женою?
Ты во сне сказала:
- Нет!
И второй, видать, простужен –
Будто булькнула вода:
- Хочешь быть ей верным мужем?
Я во сне ответил:
- Да!
И задумалися оба, -
Это дело без конца.
И ушли назад до гроба
Два зловещих мертвеца.
…Сколько лет прошло!
Ночами
Мне бывает не до сна:
- Почему не обвенчали
Нас тогда, скажи, жена?!
Ведь любили мы? Любили?
Ведь любили или нет?!
- Почему нас не убили? -
Тихо вторишь мне в ответ…
Х Х Х
Неровные, скрипучие ступени,
Спирально уходящие во тьму.
Есть только тени. Тени. Потому
И человек – туманный образ тени.
Из тени – в тень! Как промельк по лучу,
В зыбучей дымке смутно отражаясь,
Проходит жизнь – о, жизнь! – какая жалость!
«Ос-та-но-вись!!!» - отчаянно кричу
И – по лучу, как бабочка на свет,
Вхожу в спираль, отбрасывая тени..
«Ты – тень!» - «Я – тень!» - и счастлив между теми,
Кто тоже тень…
Но вот и тени нет…
В ДАЛЬНЕМ РЕЙСЕ
Здесь хорошо. Волшебный юг.
Вода совсем другого цвета.
И нет ни холода, ни вьюг –
Январь похож на наше лето.
У солнца яркого в плену,
Взрывает глубину наш тральщик.
Прости. Я чувствую вину
За то, что мы всё дальше, дальше.
За то, что ты в другом краю,
Где холод, вьюги и метели.
За то, что в солнечном раю
Я за твоё здоровье пью
Уже которую неделю.
Х Х Х
Наpисуй мне, наpисуй
В треугольнике окружность.
Может, в этом наша сущность,
Может, в этом наша суть?
Наpисуй чего-нибудь.
Шаp обугленный, а в шаpе -
Я игpаю на гитаpе,
Этот шаp - моя душа.
Разве я кому мешаю?
Все игpаю и pешаю
Свой же pебус неспеша.
Может, это и не нужно -
В тpеугольнике окpужность?
Шаp обугленный, но в шаpе
Мне бывает хоpошо. -
Поминаю Бога в суе,
А в линеечку косую
За окошком дождь pисует
Жизнь пpостым каpандашом.
Понимаешь, это сложно,
Если все цветным... и все же:
Наpисуй мне все, что можешь!
Наpисуй, хоть что-нибудь!
Шаp над огненным закатом, -
Я о нем мечтал когда-то...
Тpеугольник над квадpатом
Все pавно не даст уснуть...
Х Х Х
Пеpеулки да улочки,
Колеи да ухабы.
Вдоль забоpов - снегуpочки,
А не снежные бабы.
Все кpугом запоpошено,
Ни намека пpогpесса.
Здесь на гоpке-гоpошине -
Пpоживает пpинцесса.
Не принцесса – царица!
На цепи золоченой
По двору за жар-птицами
Бродит кот неученый.
По дорожкам неведомым,
Непротоптанным то есть,
Серый волк ее преданный
Пишет зимнюю повесть.
Кот двоpовый с жаp-птицами,
Сеpый волк и пpинцесса
Ждут желанного пpинца
Из далекого pейса.
Что мечта небывалая,
Здесь не думают, значит, -
Паруса его алые,
Ну, вот-вот, замаячат.
Годы тянутся - длинные,
Здесь на горке-горошине.
Оставайтесь наивными,
Оставайтесь хорошими!
Пусть глаза улыбаются,
Излучая прощение.
Знайте, сказки сбываются
Даже в царстве Кощеевом!
Х Х Х
Я опять про море... Море - люди
На одной дрейфующей посуде.
Если люди без душевной мути,
Значит, море - доброе, по сути.
Я опять про море... Море - сутки
Пахоты без сна и передышки,
По сто раз услышанные шутки,
По сто раз прочитанные книжки,
По сто раз прокрученные фильмы...
В море все бессильны и всесильны,
В море все до одури похожи,
Потому что море - это рожи,
Сами себе пахари и судьи,
На одной кочующей калоше,
А иначе здесь и быть не может,
Так как море - долгое, по сути.
Я опять про море... Море - мили
С ледяной волной и ветром вкупе.
Если вас до моря не любили,
После моря точно не полюбят.
Потому что море - это нервы,
Вверх и вниз - по зыбкой амплитуде,
Потому что там, за морем - люди,
Люди - бабы и, - не дай Бог! - стервы.
И причал, и палуба - дощаты:
Море ко всем людям беспощадно,
Даже, если доброе по сути,
Потому что море - это люди!
Но однажды с палубы дощатой
Ты вернешься на причал дощатый
К той, что ждать и помнить обещала,
И поймешь, что море - это счастье
Встречи после долгого прощанья!
Можешь разрывать себя на части,
Можешь плакать и просить прощение...
Понимаешь, море - это счастье!
Это счастье... после ... возвращенья...
ВЕТЕР
Как воет этот ветер, Боже мой!
Как завывает этот страшный ветер!
А нас с тобою двое на планете,
На целом свете только мы с тобой.
Прижмись ко мне плотнее и молчи.
Давай с тобою слушать этот ветер.
Он – третий лишний, он – ненужный третий,
И потому беснуется в ночи.
Он негодует, мечется, ревет.
И знаем мы – утихнет он не скоро.
Но он зато все яблоки раздора
Сегодня с нашей яблони сорвет!
Х Х Х
Лучше праздник, чем будни.
Жизнь течет, как вода...
- Ты бывала на судне?
- Никогда...
- Никогда?!
Ну, тогда приглашаю,
Скажем, как бы в кино...
- Только...
- Да, обещаю!
Ничего-ничего...
Как хотелось уюта!
Как хотелось любви!
Дверь толкнул:
- Вот каюта.
Заходи и живи.
Улыбнулась и села
На потертый диван:
- Вы, должно быть, со всеми...
Вот такой, капитан?
- Выпить хочешь?
- Немного...
Протянул. Отпила.
- За тебя, недотрога!
- Я такой не была...
Посмотрел, не мигая
В синь смеющихся глаз:
- Нет, как раз ты такая!
Ты такая как раз! -
Свет и радость во взоре,
Взгляд, подобный лучу:
- Хочешь, сказку про море?
- Ну, конечно, хочу!
- Ну, тогда, значит, слушай.
Расскажу от души...
Море больше, чем суша...
- Ты меня рассмешил!
- Там особенный запах,
Там железный настрой.
Между прочим, на завтрак
Кормят красной икрой...
Взгляд задумчивый, ясный.
Недоверчивый жест:
- Неужели же красной?
- Красной! Истинный крест!
Правда, мы там и пашем!
От зари до зари!
Есть в профессии нашей
Что-то, черт побери! -
И пошел, и поехал
Ткать моряцкую нить,
А хотел лишь для смеха
Поболтать, пошутить.
Но уже было поздно
Возвращаться назад, -
Стали слишком серьезны
Голубые глаза.
И как выстрел на взлете
По крылу моему:
- А с собою возьмете?
- Как два пальца!... Возьму...
А потом... Ах, что было!
Были нежность и пыл.
Бесконечно любила.
Бесконечно любил.
Но нагрянуло утро,
И нахлынул рассвет.
Мир устроен так мудро,
Что спокойствия нет.
И заныло в печенках,
И вопрос полоснул:
Ну, зачем я девченку
Обманул? Обманул!
Нет, жениться, - хоть завтра.
Не про это ведь вру...
Никогда здесь на завтрак
Не давали икру!
ПРОДАЮТ ПАРОХОД
Продают пароход. Пароход продают,
И матросы по трапу уходят с вещами,
Унося свою жизнь из знакомых кают.
Продают! Потому что страна обнищала.
Обнищала страна? Как же так? Почему?
А не мы ли считались великой державой?
Но матросы уходят по палубе ржавой,
Не нужны они стали нигде никому.
Обнищала страна... Да конечно же, да!
Потому что воры прикормились у власти!
Продадут пароходы, потом - города,
А потом - всю страну по частям на запчасти.
Продадут и сбегут. Мы останемся здесь.
Будем здесь вымирать терпеливо, но гордо.
Будет нечего пить. Будет нечего есть.
Будет некому плюнуть в продажную морду.
Но еще ведь не поздно? Не поздно еще!
Одолеть в себе страх, побороть равнодушье,
И ворам предъявить окончательный счет,
Пока Армия есть и имеет оружье!
Где ты, Армия? Меришь себя на рубли?
Сокращаясь, кочуешь под звуки оркестра?
Выживая, и ты продаешь корабли
От Камчатки до Бреста?!
Да конечно же, тоже! И где-нибудь там, -
На каком-нибудь крейсере или линкоре
Точно так же в каюте сидит капитан,
Ни на что не надеясь, пьет водку от горя!
Продают пароход. Мой последний приют.
"Да подумаешь, - скажете, - станет их меньше..."
Пароход - это что? Ведь людей предают.
И людей продают. Это дело похлеще!
Х Х Х
Напротив дом: балконы, стены.
И люди - в том и в том окне.
Они о чем-то спорят - мне
Смешно смотреть на их проблемы.
Зажечь огонь? На свечку дунуть?
Встать у окошка меж гардин?
Мне легче, я живу один, -
Мне можно думать, думать, думать!
Быть иль не быть? - О смысле жизни.
Пить иль не пить? - О пустяках.
Мне легче... Все в моих руках
И в голове, где бродят мысли.
Напротив в доме занавесят
Под вечер окна. Как тут быть?
Мне легче. Я умею выть
На этот за окошком месяц.
ИСПОВЕДЬ ЗВЕЗДЫ
Сколько напридумали признаний
Люди звездам в неземной любви.
Звезды тяжелели от желаний
И сгорали, падая, - лови!
Я ведь тоже родилась падучей,
Все мы падки на любовь и страсть.
Все ждала, когда наступит случай,
Чтобы с неба искоркой упасть.
Сколько проплыло потом столетий!
Сколько звезд нашли свою судьбу!
Как же ты меня-то не заметил,
Глядя вверх в подзорную трубу?
Ты счислял по звездам путь корвета,
Ты обязан был меня найти!
Но тебя падучие кометы
Все сбивали с верного пути.
Я в тебя влюбилась сразу, сходу!
Только не узнал меня ты, нет...
И тогда я рухнула на воду,
Где ушел под воду твой корвет.
ОПТИМИСТИЧЕСКАЯ СКАЗКА
Он работал. Он ишачил.
Он давал стране металл.
В общем, он чего-то значил.
Пить уже он после начал,
Когда вовсе жить устал.
Ведь паши иль не паши -
Только жалкие гроши!
А она... Она болела.
И терпела мужню власть.
От побоев ныло тело.
Даже умереть хотела,
И уж, было, собралась.
Ну а дети? Что ж спешить?
Надо как-то дальше жить...
Он работал. Пил запоем.
Бил ее. Она - с детьми.
Было плохо им обоим,
Но ведь жили, черт возьми!
Так бы жили, вот, и жили, -
Работяги, не князья.
Только наверху решили,
Что так дальше жить нельзя...
Ну, нельзя так и нельзя!
И на этом сказка вся.
Х Х Х
Я бился в пламени огня
За все коварства и мытарства...
- Коня! Пол-царства за коня! -
Как будто я имел пол-царства.
Но конь явился. И меня
Он вынес из того огня.
И мне открылся чудный край
С цветущим белоснежным садом.
И мне сказали: "Это -рай.
Здесь думать ни о чем не надо.
Ты просто стой и просто пой,
И будет вечно Бог с тобой!"
Все это было, как во сне -
Извне явившееся чудо.
И я увидел белый свет,
Струящийся из ниоткуда,
Как этот звук, как эта песнь.
И я решил: "Останусь здесь!"
И я уже закрыл глаза
В счастливой сладостной истоме,
Как вдруг разверзлись небеса...
Я сразу очутился в доме.
И я узнал свой старый дом,
Где люди за большим столом
Сидели в тягостном молчаньи.
Я поздоровался. Увы -
Никто не поднял головы.
Они меня не замечали.
Вдруг от меня невдалеке
Мужчина в черном пиджаке
Встал в рост и голосом нетвердым,
Прикрыв печальные глаза
Негромко, тихо так сказал,
Что нужно говорить о мертвом
Хорошее иль ничего! -
И все смотрели на него.
Я затаился. Не дыша.
Я начал думать, в чем здесь дело?
И вдруг увидел, что душа
Лишилась собственного тела.
А где же тело? Ну и ну...
Я вдруг почувствовал вину.
Свеча мерцала на столе
Каким-то светом обреченным,
И водка в белом хрустале
Была накрыта хлебом черным,
И чем-то черным - зеркала.
Я оказался у стола.
Свет образовывал овал
И освещал сидящих лица.
О, Боже! Я их узнавал!
Всех, кто участье принимал
В моем убийстве... Все - убийцы!
Все, окpужившие меня...
- Коня! Пол-царства за коня!
И конь опять помчался вскачь
На голос: "Я хочу пол-царства!"
...Вдруг надо мной склонился врач:
"Да, я хочу... ввести лекарство.
Вы долго пробыли в бреду..."
А мне послышалось: "...в аду."
Врач вытирал холодный пот
И улыбался без причины,
И повторял: "Я знаю год
И точный день твоей кончины!"
Счастливые, вокруг меня
Друзья толпились и родня...
Х Х Х
Нам небо дарило мечты и познанья,
А мир состоял из заветов и сказок.
И каждый мог, загадав желанье,
Знать, что все сбудется, хоть и не сразу.
Но небо стало мрачней и выше.
Другим стал мир. Мы другими стали.
Был Карлсон, который живет на крыше.
Есть Вася, который живет в подвале.
В подъезде грязно, грохочут двери.
В подвале жутко, лютует стужа.
Мечтает Вася иметь пропеллер,
Ему пропеллер, - ну, очень нужен!
Тогда бы Вася, простясь с тоскою,
Ведомый местью, обидой, злобой, -
Врубил пропеллер и над Москвою
Завис бы в небе с нейтронной бомбой!
И все бы встало опять на место.
И все бы сразу, как прежде, стало.
Но грязь не выметут из подъезда.
А Васю выметут из подвала.
Мы жизнь пропили. Мечту - пропели.
И сказки стали страшнее были.
Ведь если б Вася имел пропеллер,
Представьте, где бы мы с вами были...
Х Х Х
Стоит забор, такой большой, дощатый.
На нем наборы ругани площадной,
Как в старые былые времена
Написаны, но все - на иностранном,
И это может показаться странным,
Но мне не странно - учится страна!
Я те слова переведу, осиля,
И в раз пойму, что в Бога-душу-мать
Сегодня шлет врагов своих Россия
На их родном... ("Зачем?" - меня спросили.)
Чтобы им легче было понимать!
Х Х Х
Я в душе залатаю
Старой раны края.
У меня Золотая -
Снова! - Рыбка моя.
Не любимец я фарта,
Но, бывает, везет.
Просто выиграл в карты
Три желанья и все!
Я от счастья немею.
Знайте те, кто в долгу:
Три желанья имею!
Три желанья могу!
Х Х Х
Собака родиться мохнатым комком,
И как повелось от веку,
С первым же разом всосет с молоком,
Что нужно служить человеку.
Собака. Собачка. Товарищ. Дружок.
Преданность и отвага!
С собакою, право, всегда хорошо:
Собака и есть - собака!
И холод, и голод может стерпеть,
Ведь дружба на то и дружба.
А то, что собаке - собачья смерть,
Собаке и знать не нужно.
Х Х Х
Горя хлебнул человек сполна,
Хватит на сотню лет.
Ночью сел человек у окна
И молча достал пистолет.
Ветер желтые листья понес, -
У дома залаял пес, -
О том, что ночью не видно слез,
А утром не видно звезд.
А человек ненавидел псов
И в том не его вина.
И человек на собачий зов
Выстрелил из окна.
А человек эту пулю берег
На смерть свою долгий срок.
Но говорят, что собака берет
Себе человечий рок.
И человек пистолет опустил,
Ведь он же хотел не так.
Но в этот миг человек простил
Всех ненавистных собак.
А дружбой он умел дорожить,
С кем судьбы переплелись.
Он понял теперь, что придется жить
Дальше собачью жизнь.
Х Х Х
Мы с детства все научены в кредит,
Что Правда все неправды победит.
Придет Добро хоть в чьем-нибудь лице,
И Зло отступит, как всегда, в конце.
А наша жизнь, как сказка: Правда... Ложь...
И ты живешь, и ты упрямо ждешь
Добра в лице лихого удальца,
Уже забыв про то, что ждешь конца.
Х Х Х
Не суди - и будешь несудим.
Не вреди - и будешь невредим.
Но мы правды, Господи, хотим.
Мы за правду душу отдадим!
Все законы совести поправ,
О любви забыв и доброте,
Страшен человек, когда он прав
В мелкой беспощадной правоте.
Х Х Х
Мудрый носит бороду,
Глупый верит слову:
Береги честь с молоду,
А одежду - с нову.
Я берег честь с молоду,
Ждал свою удачу...
Скоро сдохну с голоду.
Сдохну и заплачу.
Х Х Х
Нет, уйти не пытайся,
Все прими и держись!
Кайся, милый мой, кайся
За беспутную жизнь!
Вспоминай все, что предал,
Осквернил, укорил.
Кайся! - Дескать, не ведал,
Мол, не знал, что творил.
Плач за черные мысли, -
Мол, желал, но не смел.
Оправдайся! - При жизни
Кто таких не имел?!
Дескать, шел на удачу,
Мол, стоял на краю.
Больше плач! Больше плача, -
И, считай, ты в раю!
Кайся! Это привычно.
Плач! Тебе говорят...
Вас таких горемычных,
Здесь уже полон ад!
Х Х Х
Вольному - воля, спасенному - рай.
Вольному - воля... С миру по нитке
Все собираю. Попытки - не пытки.
Я собираю. Ты собирай.
Если захочешь, рубаху пошьешь,
Если захочешь, петлю себе свяжешь.
Вольному - воля! Лучше не скажешь.
То, что посеешь, то и пожнешь.
Вольному - воля. Отбился от рук.
С миру по нитке. Много имеешь?
В рай захотел? Что пожнешь, то посеешь.
Вольному - воля? Замкнутый круг...
.
О ВОЗДУШНОМ ШАРЕ
Жил я скромно, всего лишаясь,
Не впадая в тоску и жалость.
Я мечтал о воздушном шаре,
Жить другим, не мешая.
Мне и горе было - не горе,
Мне дышалось легко и пелось.
Мне за тридевятое море
Улететь хотелось.
Говорил мне Кащей бессмертный:
- Я остался уже последний,
А последний всегда - бессменный,
Может быть, потому я вредный?
Если хочешь, мы можем вместе
Шар построить, а, значит, вскоре
Мы умчимся к моей невесте
За тридевятое море.
Тридевятое - это где же?
Где заснеженная безбрежность.
Там живет мечта и надежда,
Обитает любовь и нежность.
Что мечты? - Это детские шалости.
Вот бы каждому - да по шару!
Улетайте теперь, пожалуйста...
Улетели бы? Нет, пожалуй.
Ведь мечты бы уже не осталось,
А осталась бы лишь усталость.
Поселилась бы в сердце жалость.
Подкралась бы старуха-старость.
Жизнь пройдет, и мечтания кончатся.
Правду с вымыслом перемешая, -
Вы бессмертны, пока вам хочется
Улететь на воздушном шаре!
ЧЕРНЫЕ АНГЕЛЫ
Они позовут, а я не отвечу.
Я сделаю вид, что их не услышал.
Тогда они ласково тронут за плечи:
- Имей же совесть, ты весь уже вышел!
Ты весь уже вышел, ты сам себя выжег.
Куда ты несся, как скорый поезд?
Тебя отпускали на восемь книжек.
Вот восемь книжек. Имей же совесть!
Сурово встану и сдвину брови, -
Я им покажу еще свой характер!
- Тебе подарили мы три любови,
Все три ты предал, все три утратил...
Но я не сдамся! Я им - примеры
Из бурной жизни, дела и даты...
- В тебя вдохнули три сильных веры,
Три лучших веры тобой распяты!
Ни свет, ни мрак - ты все время между,
А мы взывали тянуться к свету.
Тебе отдали мы три надежды,
Отдали б больше, да больше нету!
А без надежды, любви и веры,
Сам понимаешь, жить невозможно.
Отпустим если, ты пить без меры
Тот час начнешь и гулять безбожно.
И все равно ты придешь к итогу,
Но только тот будет много хуже.
Так что не стоит. Пора в дорогу.
Пока еще ты кому-то нужен...
- Дорога ваша - петля и дуло,
Стальная бритва и нож под сердце!
- Ты сам решишь. Ты нас сам придумал,
А раз придумал - не отвертеться...
И я подчинюсь. Не рвану рубаху.
Не побегу из душевной мути.
Молча брошу себя на плаху, -
Они ведь правы, по главной сути!
Х Х Х
Отрывной календарь мою жизнь отлистает,
И ударит охапками листьев с разбега.
Я последний поэт умирающей стаи
Неизвестных поэтов бетонного века.
Схороните меня - да над Кольским заливом,
И поставьте мне крест, чтобы виден был с моря.
Было очень не просто казаться счастливым
В этой страшной стране, поседевшей от горя.
Схороните меня и забудем об этом, -
Жил, работал, страдал и дела были плохи...
Было очень не просто считаться поэтом,
Неизвестным поэтом бездарной эпохи.