НА КРАЮ
2007 год.
Х Х Х
Тебе я сердце свое вверяю
С любовным пылом,
И пробираюсь к тебе по краю
Да над обрывом.
Я умираю, ты воскресаешь.
Я умираю.
Опять ты душу свою спасаешь,
А я – по краю!
Здесь, над обрывом, собрались тучи,
Грядут метели.
Ты расскажи мне, тебе там лучше,
В душевной келье?
Темно? А, может, светло от свечек
И от лампады?
Где собирает Господь овечек?
Скажи, мне надо!
Уже метели на мой рассудок
Летят со свистом.
Ты, понимаешь, я не могу так,
Что б все со смыслом…
Тебе я сердце свое вверяю
Без всякой фальши
И пробираюсь к тебе по краю,
А ты все дальше!
Любовь от Бога! И все от Бога! –
Кричу с надрывом.
Но отчего же моя дорога
Да над обрывом?!
О чем ты молишь? О чем ты просишь?
Как Бога славишь?
Когда, святая, меня ты бросишь,
То кем ты станешь?
Не поминайте… Не предавайте
Того, кто свыше!
Молитесь молча, и все же знайте –
Он вас услышит!
Он вам покажет, вам, самым лучшим,
Дорогу к раю!
Но, а пока Он, за мной, заблудшим,
Идет по краю…
Х Х Х
Счастливое детство. Я помню однажды
Со змеем бумажным по полю носился,
И чуть зазевался, и змей мой бумажный
Подпрыгнул и ниткой за столб зацепился.
А ветер играл с ним, таща его выше,
До самого неба поднять обещая.
А мне было больно, поскольку я слышал,
Как хрупкие крылья у змея трещали.
Бумажные змеи, на что вы похожи?
Должно быть, похожи на нежные души:
Нельзя вас привязывать – в раз уничтожат,
Нельзя вам цепляться – в мгновенье разрушат!
Счастливое детство. Я вновь провожаю
Бумажного змея и плакать не смею.
Ведь я, как и он. Я ему подражаю,
Всю жизнь подражаю бумажному змею.
Х Х Х
Ты знаешь, как в душу приходит ночь?
Ты знаешь, как в мысли крадется страх?
Ты сам не можешь себе помочь!
Ах…
И все твое тело – сплошной нарыв.
И время – качающийся кружок.
И ты понимаешь, что здесь обрыв,
А до обрыва - шажок.
Но очень хочется жизнь сберечь,
И вот она рядом стоит кровать,
И надо бы лечь, но так страшно лечь, -
А вдруг начнешь умирать.
А где-то в кране бежит вода,
И лампочка светит – нельзя гасить.
И только тогда, и вот только тогда
Ты начинаешь Его просить!
Что хочешь быть, что так хочешь быть!
Что в общем-то даже не жил еще!
Что обязательно бросишь пить! –
И слезы смахнешь со щек…
А Он молчит, Он всегда молчит,
Он только слушает эту речь.
Зато ты слышишь, как сердце стучит,
Которое надо беречь…
Х Х Х
Я пишу тебя с натуры,
Как ромашковый букет:
- Бабы дуры?
- Бабы дуры!
- Бабы дуры?
- Спору нет!
Вся в стараньях, вся в метаньях,
Вся у гладильной доски.
У тебя и без гаданья
Облетят все лепестки.
А случатся шуры-муры –
Все всерьез и все до слез:
- Бабы дуры?
- Бабы дуры!
- Бабы дуры?
- Не вопрос!
Мужа нету. Денег нету.
Только с радостью с крыльца
Смотришь ты на два букета,
Так подросших без отца.
Бродят кошки, бродят куры,
Голубь кормится с руки…
- Бабы дуры?
- Бабы дуры!
- А тогда: кто мужики?!
Х Х Х
Покопили - покропали…
Покопали - покропили…
Были нищие в опале,
И остались так, как были…
Покопали и зарыли.
Покопили и отдали.
Все, что было, все забыли,
И, забывши, зарыдали.
У плетня росла калина,
Там где детки бродят с водкой.
Смерть бывает длинной-длинной,
Если жизнь была короткой…
Х Х Х
Зачем огонь в груди тушить? –
Я сердце грею.
Я не умею мелко жить,
Я не умею.
Зачем былое ворошить
В момент разлуки?
Не лучше ль руки положить -
На сердце - руки?
Ну вот, и время истекло,
Погасла нота.
Но ты ведь чувствуешь тепло?
Скажи хоть что-то!
Уйдешь, и оборвется нить,
И я немею…
Я не умею мало пить,
Я не умею.
Х Х Х
Какая честь тернового венца,
Что мы уже не в праве и не в силе.
Мы думали, России нет конца,
А вот, смотри, кончается Россия.
Забыли мы историю веков,
Оставили хоругви, флаги, стяги.
И нет уже в России мужиков,
Все больше – алкаши да работяги.
И каждый – слаб, и каждый третий – раб,
И мыслей нет - забота о желудке.
И вот уже в России нету баб,
Все – бизнес-леди, то есть – проститутки!
Святой сказал: все – суета и тлен.
Ржавеет на стене моя кольчуга.
Ну, встань! Восстань! Ну, поднимись с колен!
Не за себя - отдай живот за друга!
Мужик! Солдат! Не потеряй лица!
Смотри, кругом врагов твоих засилье!
Мы думали, России нет конца,
А вот, смотри, кончается Россия…
Х Х Х
Нет от тебя ответа и привета.
Настало время ягодной поре.
Лениво пес гуляет во дворе.
Какое во дворе гуляет лето!
И на душе так сладко и тепло,
И нет проблем, печали тоже нету.
И слава Богу! То есть слава лету!
И яблоня стучит в твоё стекло.
И ты сидишь под вишней в тишине,
Должно быть, со своим любимым мужем.
Так хорошо! И я тебе не нужен.
И ты не хочешь думать обо мне.
Живи! Ликуй! А время мчится вспять,
Как по реке веселый пароходик.
Не забывай, мой друг, что все проходит,
К истокам возвращается опять.
Еще заморосит сентябрьский дождь,
И вот тогда, глаза от мужа пряча,
А, может быть, совсем открыто плача,
Меня ты тихо-тихо позовешь.
Одна, в плаще, под яблоней в саду.
Холодный дождь виски твои остудит.
А вдруг, мой друг, меня уже не будет?
А вдруг, мой друг, я больше не приду?
Х Х Х
Знаешь, на судне нет потолков,
И стенок нету, и нету пола.
И я один, будто сто волков,
Застигнутых бурей в районе мола.
Мне так одиноко, хоть плачь, хоть вой,
И я скажу тебе по секрету,
О стену бился бы головой,
Но говорю же – здесь стенок нету.
А есть железо, в котором быть,
В котором жить, и в душе своей шарить,
И тихо плыть, и надрывно выть
На эту землю, на этот шарик.
Вот в этом все дело – моя земля,
Летящая мимо, куда-то мимо.
Она не слушается руля,
Неуправляема непоправимо.
Моя земля, это мать моя – Русь,
Где зверь поселился, грозой разбужен.
Куда вернусь и зачем вернусь,
Если я матери стал не нужен?
Но я гребу, я еще гребу.
Мы землю любим, мы Богу верим…
Нас всех похоронят в стальном гробу,
Кто отказался дружить со зверем.
Прощальное слово сорвется с уст
И уплывет в невозвратные дали.
«Сегодня проходим над лодкой «Курск» -
Я записал в судовом журнале.
Х Х Х
Так кто я есть? Обманщик и изменщик?
Я от себя бегу, как от огня.
Моих врагов становится все меньше,
Их меньше год от года у меня!
И, вроде, хорошо. Но только, вроде…
Я даже сам себе твержу вранье.
Как страшно, что враги мои уходят,
И даже улетает воронье.
Они уходят. На кого мне злиться?
В кого метнет мой яд моя праща?
Жаль, раньше я не мог за них молиться,
Жаль, раньше им обиды не прощал.
Зато, как напрягал свой хитрый разум!
Как проклинал! Как видел их в аду!
Когда мои враги уйдут все сразу,
Наверное, тогда и я уйду…
Х Х Х
Жизнь всегда считалась ношею, -
Как крути, как не крути.
Извини, моя хорошая,
Нам с тобой не по пути.
Мне твоей не надо жалости,
Мой товарищ, мой дружок,
Мне теперь дойти до старости -
Только маленький шажок.
Не возьму тебя, пророчица,
В свой, уже последний, путь,
Потому что - вдруг захочется
Этой старостью тряхнуть?!
Потому что - вдруг понравиться?
Нет, судьбы не избежать...
Не со мной, моя красавица,
Будешь детушек рожать.
Быть нам рядом не получится, -
Я тебя не увлеку.
Нет, родная, не попутчица
Ты на этом мне веку.
В этой страшной быстротечности,
Где мельком отмечен путь,
Мне рукой достать до вечности –
Только руку протянуть.
Там, на нашей на окраине
Разбегутся все пути.
Там по солнечной проталине
Ты за мною не иди,
И не плачь, моя красивая,
Лишь себя во всем виня,
А считай, что в небо синее
Отпустила ты меня...
Х Х Х
Эти мили морские –
Пенный след корабля –
До порта, до трески ли,
До тоски, до рубля
Так меня полюбили
За служение им,
Эти вечные мили
По широтам любым.
Так меня примерили
Жить вдали без родни,
Эти верные мили,
Только мили одни.
Так меня охмурили,
Бросить их не веля,
Эти черные мили
До тоски, до рубля…
Х Х Х
Я доверяю Грину
И алым парусам,
Катаюсь по Гольфстриму
И верю чудесам.
Вернусь однажды четко
В свой порт в начале дня,
И подойдет девчонка,
И влюбится в меня.
Я очень милый малый,
Я обошел весь свет,
Но мне уже не мало,
Давно не мало лет.
Я ей поглажу челку
И опущу глаза –
Я обманул девчонку,
Раскрасив паруса.
Мы постоим в молчаньи.
(Мой Грин, грустить не смей!)
Мы все равно отчалим
С девчонкою моей!
Х Х Х
Очень далеко в России Пасха.
Людям радость души бередит.
А у нас работа и покраска.
Боцман влез на мачту и сидит.
Вышел моторист, худой, как плесень,
Боцману рукою помахал:
«Боцман, говорят: Христос воскресе?»
Боцман еле буркнул: «Не слыхал…»
Капитан, очнувшись от запоя,
Вдруг изрек: «Не пью! Как на духу…»
Вышел глянуть в небо голубое
И увидел боцмана вверху:
- Значит, красишь? Потому не весел?
Прекращай! И чтобы быстро слез!
А теперь давай: Христос воскресе!
- Вот теперь: Воистину воскрес!
НАШИ СОДОМ И ГОМОРРА.
Город рухнет, став могилой –
Чем еще он может стать?
Ангел милый, ангел милый,
Хватит праведных считать!
Спрячь намеренья благие,
За тобой стоит беда.
Есть другие, есть другие,
Есть другие города!
Полетай по белу свету,
Покружись по тем местам,
Где ста праведников нету,
Хоть положено быть стам!
Нужно все спокойно взвесить,
Отправляйся в свой полет,
Ведь у нас всего лишь десять
До дести не достает…
Х Х Х
Я б любил тебя, милую, слабую,
Удивлял бы тебя дерзкой удалью,
Если б ты была женщиной, бабою,
А не звалась бы ты бизнес-вуманью.
За тебя я б боролся и выстоял,
Ну а нет – запорошенный инеем,
Под мечом, под рапирой, под выстрелом,
Я б затих, на губах с милым именем.
А теперь что? Бороться, что рыпаться.
Я уже все предвижу заранее,
Как бряцая доспехами рыцаря,
Выхожу на бега таракании.
Не искать мне тебя, а отслеживать -
Перекрашена ты, перекрещена.
И на крик твой: «Мужчины, да где же вы?!» -
Отзываться: «Да где же ты, женщина?!»
Х Х Х
Я фотографии-святыни
Снимаю с полок.
Я там был легок на помине.
Ох, как был легок!
Там мы в объятиях свободы
И объектива.
Вокруг меня полно народа
И перспектива!
Мне эти радостные лица
Ночами снятся.
Там все еще могло бы сбыться
И состояться.
Но только радости отныне
Нет в этих снимках,
Где я был легок на помине
И на поминках…
В РОССИИ НЕТ САМОУБИЙЦ
А здесь, в России над землей,
Святую заповедь нарушив,
Уходят мертвою петлей
Освободившиеся души.
Они по взлетной полосе
Уходят в пасмурную слякоть.
Уходят все. Почти что все.
Что даже некому заплакать.
Уходят из своих темниц
В объятья огненной гиены.
В России нет самоубийц!
Здесь все безвинно убиенны!
Х Х Х
Себе во вред, тогда кому в угоду,
Скажите, дорогие господа,
Мы променяли волю на свободу,
Которой не увидим никогда?
В груди душа сжимается до боли,
От горьких слез не видно и лица.
И этот вечный долгий крик: «До коле!?» -
Нам отвечает эхом: «До конца!»
Х Х Х
Выпить что ли? Да не хочется!
Загудеть бы – нет гудка!
Так однажды море кончится
В долгой жизни моряка…
Не прибоя, не запоя,
Перешедшего в норд-вест,
И не светит над тобою
Твой любимый Южный Крест!
Нет, товарищ, не груби!
Ты греби, давай, греби!
Там, за черным горизонтом
Будет синий горизонт,
Не надышишься озоном
В парке, старый Робинзон!
По аллее – вжик! – с азартом,
Мимо юбок – ох, держись!
Нет, увы… ты выпил залпом,
Залпом выпил эту жизнь…
Где спасательный твой круг?
Все кончается, мой друг!
Просто сядь. И слушай ветер.
Распахни над шляпой зонт.
Он тебе уже не светит,
Этот синий горизонт.
Видишь, осень? Чуешь, стужа..?
Всюду суша… ветра свист…
Посмотри, как целит в лужу,
Тополиный желтый лист.
И в печали, и в беде,
Все, брат, тянется к воде.
Вот тебе и дождь, и тучи.
Да и некуда спешить.
Надо верить: будет лучше.
Надо верить. Надо жить.
Пусть не светит и не греет, -
Он ведь не для этих мест! –
Но зато и не ржавеет
Над тобою Южный Крест!
Х Х Х
Море. Судно. Ночь, как кока-кола –
Пузырями вверх – по фальш-трубе.
Ну, скажи, ну что в тебе такого,
Если мысли только о тебе?
- Капитан, уже зашли на профиль…
Ну, зашли – опять молчу в ответ…
- Может, капитан, поставить кофе?
Ну, поставьте, если водки нет…
Зыбь на море. И на сердце зыбко.
Время – без просвета и огня.
Ну, скажи, зачем твоя улыбка
Задевает за душу меня?
Я хожу, шагами рубку мерю…
- Капитан, чейзбот зовет на связь!
Ну, скажи, зачем тебе я верю,
Если ты в любви мне не клялась?
- Капитан, скажите вы, хоть слово!
Слово? Слово… нет, не ерунда.
Если завтра повторится снова,
Завтра не наступит никогда…
Море. Судно. Далеко от суши.
На луне заоблачная вязь.
Тяжело, когда родные души
Не выходят сутками на связь!
Х Х Х
Жизнь моя стоит ставкой на кону.
Проиграю и – слова не скажу.
Яко же свинья все лежит в калу,
Тако же и аз все греху служу.
И казню себя, но служу греху.
А уж скоро в путь и держать ответ.
Темнота в душе, видно, наверху
Ты забыл меня, не включаешь свет.
Только раз включил, да и то во сне.
Свет-любовь вошла, осветив мой мрак.
Зарыдал я в крик и упал на снег,
Так как понял вдруг, что живу не так.
Господи, прости! Господи, спаси!
Только с ночи той мне покоя нет.
Потому что сам, знаю, погасил
Я твоей любви негасимый свет.
Я себя к кресту приковать велю!
Что б пройти, как ты – через боль и жуть!
Но свинья лежит до сих пор в калу,
Сам я до сих пор все греху служу.
Х Х Х
В.С. Маслову
- Увы, дожили… То боль, то шок.
Еще стаканчик на посошок?
Глади, стемнело… Длиннеют ночи…
Троллейбус рядом, но долог путь.
Ну? На прощание что-нибудь?
Сварганить песню? Судьбу спророчить?
А он с тоскою куда-то в ночь:
- Сыграй-ка песню! Судьбу спророчь…
- Вновь время колокол проворонит,
Не в силах время мы изменить.
Семеныч, скоро нас похоронят!
Как людям нравится всех хоронить…
А он с усмешкой глядит в глаза:
- Всего лишь черная полоса…
Повеселее! Зачем о грустном?
Еще мы многое здесь свершим!
Пусть все невзгоды широким руслом
Текут по времени в глубь души!
- Увы, дожили… То боль, то шок.
Еще стаканчик на посошок?
Пока живые, а не святые?
Нас окружили со всех концов –
Хоронят мертвые мертвецов,
слепых ведут за собой слепые…
А он ладони прижал ко лбу:
- Сыграй-ка песню… Спророчь судьбу…
Х Х Х
Я шел к Нему, в одежде рваной,
Людьми не понят и гоним.
Я шел к Нему, я шел за Ним,
Я был Андреем Первозванным.
Предначертанием влеком,
Босой, голодный и с сумою,
Я был Петром, я был Фомою -
Любым Его учеником!
Всю жизнь в скитаньях и борьбе,
Весь путь без счастья и покоя,
Я нес в себе, я нес такое,
Что трудно вынести в себе.
Я шел к Нему сквозь сто преград,
Петром, Андреем и Фомою.
И он узнал: "Пойдем со мною!
Я ждал тебя, Иуда, брат..."
Х Х Х
Оправдаться бы мне, да не чем -
Кто поверит в мои слова?
Горькой думою давит на плечи
Поседевшая голова...
Злыми силами в угол загнан -
Все за то, что лез напролом, -
Умираю, печальный ангел
С перебитым крылом.
Разве зло я кому-то сделал?
Но возводят святую ложь:
- Падший ангел? Так это ж - демон,
А иначе не назовешь!
И за то, что летал так низко
Мне уже предъявили счет,
Где я первым по тайным спискам
Обозначен: "Крылатый черт!"
Мне взлететь бы... Но я бессилен...
И ликует моя страна, -
Что был сбит посреди России
Точным выстрелом, сатана!
Х Х Х
Я спокойно живу, даже честно служу,
Я плачу за добро добротою.
Я, наверное, просто по жизни дружу
С чудо-рыбкой моей золотою.
Но все чаще, все чаще приходят во сне
Непонятные жуткие страхи.
И мне видится Красная площадь в огне
С головою моею на плахе.
Я срываюсь в поту, я бегу ото сна
На поля, где раздолье и воля.
Я пока что молчу, что мне стала ясна
Вся моя предреченная доля.
Час придет, и мы вытопчем старый посев,
И над полем закружим кругами.
И босыми ногами пройдем по росе,
И по углям – босыми ногами.
Не пройдем стороной, а тряхнем стариной,
Пораженные прессой и бытом.
И раздуем огонь над родною страной,
Как над старым разбитым корытом!
И все станет больней, и все станет острей.
И страшней! И корыто латая,
Будет жариться мерно на черном костре
Чудо-рыбка моя золотая.
ПОЭТАМ
Зачем вы опять о больной России? -
Хоть всех святых выноси!
Зачем вы и вправду повыносили
Святых из Святой Руси?
Я вижу суровые ваши лица,
Слова ваши, как ножи.
Неужто самим не пора молиться
В безлюдии и в тиши?
Поскольку поэты – всегда пророки,
И каждый при этом прав.
Молитесь, друзья, за свои пороки,
За свой неуемный нрав.
Поскольку поэты всегда провидцы,
Предвестники новых бурь.
Спешите, спешите, друзья, молиться
За глупость свою и дурь.
Смотрите – какое над нами небо –
Манящая к Богу синь!
Молись! - А иначе никем ты не был,
Поэт, на Святой Руси!
Х Х Х
Я вам звоню, а вам опять не верится.
Теперь я говорю, что время встретиться
И даже уточняю: «Ровно в семь!».
Осталось подождать совсем немножечко.
Что, сердце колет? И сосет под ложечкой?
Я жду вас. Приезжайте. Насовсем.
Уже «карету» к медсанчасти подали.
Наговоримся, милая, до одури,
Как в первый раз и как в последний раз…
А помните, как мы гуляли росами?
Уже достали дьяволы допросами
И все про вас, про вас, про вас, про вас…
Вы говорили: «В холоде и голоде
Я буду с вами…» - с вами ад на проводе
И абонент вас ждет на том конце,
Сюда сошедший временами оными.
Покайтесь же скорее пред иконами,
Пред ликом Бога в царственном венце!
Как жаль, что вы опять мне не поверили
И взглядом недоверчивым измерили
Свой долгий путь от неба до земли.
К вам «скорая» придет по расписанию.
Я встречу вас. Готовьтесь к наказанию
За то, что быть мне верной не смогли…
Х Х Х
М.К.
Ты сбегаешь по трапам-сходням,
Как волна.
Просто знаю, что ты сегодня
Не одна.
Говоришь мне, что ты морская –
Бог с тобой!
Но сегодня тебя ласкает
Не прибой.
Это глупая современность,
Как вода.
Ты не думай, при чем тут ревность?
Ерунда!
Просто море в твоей оправе
Так мелко.
Ты же вправе…, а я не в праве…
Мне легко.
Море гордо и одиноко.
Не сужу.
Ты живешь от него далёко,
Я служу…
Х Х Х
Кто-то живет богаче,
Кто-то живет бедней.
Кто-то совсем иначе
Ткет паутину дней.
Только где справедливость?
Днем не найти с огнем.
Самая высшая милость
В том, что мы все умрем.
Может, другими станем,
Или уйдем на дно?
Не закрывайте ставни! –
Ангел глядит в окно…
КАЛИКА ПЕРЕХОЖАЯ
матушке Людмиле Кононовой
Если есть в вас искра Божия,
А она в вас есть, ей-ей!
Вы – калика перехожая
С тонкой дудочкой своей.
Жить вам в радости и здравствовать,
Честь отцовскую блюсти,
А еще – по свету странствовать,
Правду Божию нести.
По путям, по бездорожию,
По росе и по воде
Разносить вам слово Божие…
Где?
И сам не знаю, где!
Знаю только – в энской волости,
И царевна, и княжна,
Будешь ты страдать от горести –
Никому здесь не нужна.
Знаю, в голоде и холоде
Не найдешь нигде приют –
Ни в одном огромном городе,
Где снуют и продают.
Знаю, что в отрогах каменных,
Где сбиваются пути,
Ты одна в старинных валенках
Будешь по миру идти.
На калику непохожая,
Крепких дедовских кровей,
Ты - калика перехожая
С тонкой дудочкой своей.
ЗВЕЗДЫ
В этом небе морозном
Столько бед и разлук.
Протянуть руки к звездам
Не хватает нам рук.
Ну, а звезды все выше
И все дальше от нас.
Мы уже их не слышим,
Где-то свет их погас.
Но однажды начнется…
Все воздастся сполна –
За звездою качнется
Голубая волна.
И звезду не достанет,
Камнем рухнет на дно.
И тогда в мире станет
Абсолютно темно.
Мы ведь умные люди,
Но обидно до слез:
Вы представьте, что будет
В этом мире без звезд?!
Х Х Х
Посмотри мне наяву
В очи.
По законам не живу
Волчьим.
Что такое «на краю» -
Знаю.
Охраняю я свою
Стаю.
От врагов, от чужаков,
Прочих.
От своих же вожаков
Волчьих.
От идей и от затей
Строже.
От предателей-людей
Тоже.
Сколько сгинуло уже
Наших,
На каком-то рубеже
Павших.
Кто в темницах, кто в бою, -
С лаем.
Что такое «на краю» -
Знаем.
Но не знаем – каково
В вере?
Всё гадаем: кто кого?! –
Звери!
На клыки и на ножи –
В смуте!
По законам волчьим жить? –
В люди!
Не мала, не велика
Стая.
Ночью воет в облака –
Злая!
Мне беду на облаках
Прочит,
То есть видеть на клыках
Хочет.
По теченью не плыву,
В прочем.
По законам не живу
Волчьим.
Я всегда стою в строю
С краю.
Охраняю я свою
Стаю.
Х Х Х
Ну, выбирай же, выбирай! -
Я не железный, -
Но снова выхожу на край,
Стою над бездной!
Мне остается сделать шаг –
Я выбираю...
И в этот миг моя душа
Стремится к раю.
Я вижу там огни, огни,
Потоки света.
Но Он не скажет мне: «Шагни!» -
Я верю в это…
НЕ ОСУЖДАЙ!
За то, что вижу сон свой наяву –
Не осуждай и Бог тебя не тронет! –
За то, что не по Библии живу,
А по короткой линии ладони.
За то, что верю: горе – не беда,
Подверженный обиде и упреку.
За то, что не подставлю никогда
И никому свою другую щёку!
Не осуждай! И я тебя приму
Такой, как есть, а не другой – да что уж?!
Да, я не сторож брату своему,
Но и тебе я тоже ведь не сторож!
Я приклоняю пред тобой главу,
Сложив ладони к сердцу, умоляю:
Не осуждай! Как я не осуждаю
И не живи, мой друг, как я живу…
ВОЗРАСТ
С бородой ли, без бороды, -
В море я ходил молодым.
Хоть и тертым был калачом,
Возраст был всегда ни при чем.
Я его в свой сейф запирал,
Если выходил на аврал.
А потом о нем забывал,
На него я болт забивал.
Молод был, горяч и колюч,
Потерял от сейфа я ключ.
Не жалел: А что он мне? Что?
Завалился, видимо, в шторм.
Сколько лет прошло! Лег я в дрейф,
На борту оставив свой сейф.
Может быть, другой сгоряча
Выбросил мой сейф без ключа?
Вот живу я на берегу,
Возраст вспомнить свой не могу.
И хожу в кармане с ключом.
Возраст был всегда ни при чем.
СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ
1.
Дух Богоборчества –
Самое страшное.
Думаешь, творчество –
Дело бумажное?
Это – любовница
Или поклонница?
Это – бессонница!
Только бессонница!
Мысль появлялась
Нежданно, непрошено,
И улыбалась,
Такая горошина:
«Вот я! Возьми меня!
Я ведь не замужем…»
Сколько возни потом
Будет, я знаю же!
Я мыслей боялся,
Я их не вымаливал,
А некто смеялся
И мыслью заманивал
В творчество! В творчество -
Глупою шуткою,
В мое одиночество
Самое жуткое…
«Ну, отпусти меня!
Сердце насытилось! –
И я же – Прости меня,
Мысли посыпались…»
Мелкие, крупные,
Средние – разные.
Ежеминутные
И ежечасные…
Ежеминутные,
Ежесекундные, -
Нудные! Нудные!
Нудные! Нудные!
Знаю, что жить мне
С этими мыслями,
Знаю, кружить им
Опавшими листьями
До наваждения!
До созревания!
До возрождения
И понимания!
Были непрошены,
Были обузою,
Были горошины,
Стали арбузами.
Я эти арбузы
Совсем не записывал,
Я их, как бусы,
На нитку нанизывал.
Все мне казалось
Теперь легкой ношею
И мне писалось
Теперь по-хорошему.
Мир изменился,
Стал мелкою точкою,
И опустился, склонился
Над строчкою.
Мир есть Божественный,
Богом был созданный,
Сдался торжественно
Очень серьезно.
Словом был созданный,
Слово – есть истина,
В слово осознанно
Рвался неистово.
Так мне казалось
Покуда писалось,
А оказалось…
А оказалось…
Пока я старался,
На нитку нанизывал,
Некто смеялся
И губы облизывал…
Что наше творчество?
Жизнь промежутками
И одиночество
С мыслями жуткими.
Жизнь я вымаливал,
После – вымучивал.
Когда он заманивал,
Я пробку откручивал…
11.
Солнце над горкой
Всходило вчерашнее –
Горькое-горькое,
Страшное-страшное,
И так поднималось
Над миром: «Ну? Рады вы?»
И все разгоралось
Пламенем адовым…
Я не кривлялся
С мыслью: а надо ли?
Я заливался
Горечным снадобьем.
Где-то с желанием,
Где-то от горести,
С непониманием
Собственной совести.
Так уходил я
В запои дремучи,
Так и губил я
В себе свое лучшее.
А было ли лучшее?
Было ли самое?
Вопросы колючие
Жгли меня заново.
В себе разбирался ли?
Шел по карнизу ли?
А некто смеялся
И губы облизывал.
Да, я как мальчишка,
Сдавал себя дешево,
А он в кулачишке
Прятал горошину…
… Я с Богом беседовал
Совестью черною.
На жизнь свою сетовал,
Такую никчемную.
А Он все с любовью,
С любовью, с понятием…
Лечил своей кровью,
Сошедши с распятия.
Да Он и спасал, и,
Согласно пророчеству,
Вновь воскресал я
Но не для творчества!
Творчество – это
Для тех, без понятия.
Так в чем смысл поэта?
Не знаю…
В распятии?
Х Х Х
Мы снова дела забросили,
Все дни отмечаем датами.
Гуляем с тобой по осени,
Дыша ее ароматами.
Затерянные во времени,
Мы вновь озорны и молоды.
Гуляем с тобой по зелени,
Вдруг ставшей червонным золотом.
И чьи-то предвидя возгласы,
Я вновь выражаю мнение,
Что для пожилого возраста,
Осень – пора цветения.
ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ
Вот и лето этим днём
Пало.
Как я все же прожил в нём
Мало.
Как последний летний жук –
О земь! –
Я сегодня ухожу
В осень…
Из огня да в полымя…
Будет…
Помолитесь за меня,
Люди!
Не нарушил я покой
Лету.
Просто был такой
И вот – нету…
Кружит жёлтая вода
Снами.
Мы по жизни всё всегда
Сами.
Что хотим, то воротим.
Рушим.
Алкоголь и никотин –
В души.
Но лежит на сердце грусть,
Всё же.
Я конечно же вернусь
Позже.
Полноводною рекой.
Хватит!
Я всегда такой
И вот – нате!
Х Х Х
Я живу две тысячи лет.
В бронзу я одет и в гранит.
Только жаль, что памяти нет.
Память ничего не хранит.
Не хранит, чем землю кропил.
Не хранит, чью правду вершил.
Может, кровь из черепа пил
На поминках грешной души?
Смутно помню красный террор,
Все мы были вовлечены.
Даже я, разбойник и вор –
А с какой я был стороны?
Я не строил Ноев ковчег.
Как я раньше жил? По уму?.
А куда я шел и зачем?
И куда пришел, и к кому?
Черный дым. Останкинский центр.
Чья-то тень скользит по стене.
Человека вижу в прицел.
Но на чьей стою стороне?
Из каких я родом корней?
Человек? И – пулей в упор -
Жизнь была. Не помню о ней.
Значит, я разбойник и вор…
От корней волос и до пят
Ощущаю тяжесть вины.
Боже! Я был рядом распят!
От тебя - с какой стороны?
Х Х Х
Мимо судна проплыли два экс-моряка,
Бывших два – неизвестного полу.
И невольно в карман потянулась рука,
Потянулась сама к валидолу.
Десять суток назад где-то в этих местах
Опрокинулся бот рыболовный.
На воде ничего – ни венка, ни креста,
Ни плиты, ни записки надгробной.
Но промчались мы мимо, упрямо скользя,
Уходя от беды и амбиций.
Моряки на воде. Доставать их нельзя
По закону вьетнамских традиций.
Мы неслись от беды, мчась навстречу беде –
Этот знак подан был не случайно.
Только я не хочу так же плыть по воде
На съеденье акулам и чайкам!
Всё же мы мужики! Всё же мы моряки!
Мы должны возвратиться на сушу!
А умрем, похоронят… В земле червяки…
Но акулы и чайки – чем хуже?!
Значит, лучше уж в море. Судьбу не виню:
Мол, ушёл, не вернулся – не горе.
Лучше так, чтоб не мучить друзей и родню, -
И не в землю - а в синее море!
Х Х Х
Горим с тобою на ветру
Сухими сучьями.
Ещё молиться поутру
Мы не научены.
Нет, что б с молитвой и постом,
И тропкой узенькой,
А мы вот так: «Ещё по сто
И девок с музыкой!»
О Боге думать? Всё дела,
Хоть делать нечего.
По нам звонят колокола
С утра до вечера.
Не верим. И в который раз
Пинаем ближнего.
Всё ищем, кто за нас отдаст
Пол царства лишнего.
А что кругом одно жульё, -
Какое дело нам?
Сдаются души под жильё
Бездомным демонам.
Нет, чтоб с молитвой и постом,
А мы куражимся…
Где мы окажемся потом,
Где мы окажемся?!
Х Х Х
Ты извини меня за странность,
За мысли эти:
Ну, хочешь я с тобой останусь
До самой смерти?
Хотя мой век почти что прожит,
В глазах усмешка.
Ну, хочешь, я монету брошу:
Орёл иль решка?
Так выбирай! Имеешь право
Лишить покоя…
И улыбнись! - А ты лукаво:
- То и другое!
Я ухожу, и взгляд твой в спину,
Всё, как по нотам.
Я проиграл и скоро сгину
За поворотом.
Любовь осталась без ответа,
Мне дружбы мало.
Моя железная монета
Ребром упала…
Х Х Х
Что я боюсь, не верьте, Нет не верьте!
Пусть я устал от мыслей и речей,
Но ворон мой, что жаждет только смерти, -
Их слушает и дремлет на плече.
Как я давно оставил свой причал,
В себе самом блуждая одиноко,
Любимец фарта и любимец рока,
Я Бога никогда не замечал.
Однажды растворятся небеса,
И вверх взметнется пыльная дорога.
И ворон мой мне выклюет глаза,
Поскольку те не замечали Бога.
Х Х Х
Я ошибался в людях, но и будет!
Болят ошибки – раны ножевые.
Так умирают близкие мне люди,
Еще живые.
Очарованье – разочарованье.
Зачем мне эти взлёты и паденья?
Я сам же обрекаю на изгнанье
Свои владенья.
Простите, люди! Я ведь сам безбожно
Вас всех по самой высшей мерки мерил,
И поступая так неосторожно,
Вам свято верил.
Вы просто люди. Вы такими были.
Всегда в борьбе за счастье, должность, званья,
Вы в этом мире начисто убили
Очарованье…
Но, Господи! Молю тебя, Всевышний!
Измерь меня по моему примеру!
Потом в людей (пророк я некудышный!)
Верни мне веру!