Перечитав все книги, в глазах скрывая зимний блеск,
Став бесом в одночасье,
Меня тревожит эта суета.
Я мог бы видеть счастье,
Я мог бы танцевать на этом пепле
И праздновать ушедший век…
Не человеком сотворенный,
И не обласканный родителем земным,
Я – леший, я – изгой, и я – калека,
Притворной пелены моих оков я не дарил другим.
И этот лес прочел насквозь
И каждый день я возношусь над миром.
Моя потерянная лира
Не слишком поздно родилась.
Несчастные стихи, подаренные ветру.
Предначертание мое.
Опасно здесь, поскольку безответно,
Ведь все забытое потом гниет.
Сколь трепетна душа земного черта!
Он любит насаждаться тишиной,
Когда ивовый томный зной
Колышется над заводью весенней,
Стада оленей крапинками спин
И корни сосен заплетенных надо мной.
А как пойдет под вечер вьюжить!
И звук похож на волчий крик.
А мне так сладко слушать
Что поет старик рассвет
И миг затишья напоминает сумасшедший бред…
Во мне…
Все сломлено, затоптано чужими здесь людьми.
Они бросают в тело лезвия,
Так накаляют напряжение в спине,
Что мне всегда, до одури хотелось
Рассеяться страданием по их стране.
Я знаю тех, кто не боится убивать,
Но этим лишь себя бросает в славу.
И знаю пленных каменной отравой,
Чья сила в том, что бы молчать.
И выйти в утреннее солнце,
И падать вниз, к заплаканной траве,
И убегая в мои песни – вот, где я вижу человека!
Я не отдам болеющей земле ни капли сострадания.
Состарятся святые лебеди мои.
И крик отчаяния услышат корабли
Моей заснеженной мечты,
Что птицы лесу отнесли… и потеряли.
И ты услышал мои мысли,
Немые праздники в браваде слабости последней,
Твой облик мне родней немых берез,
Твое святое вдохновенье
Достойно тысячи невыплаканных мною слез.
Струя ржаных колосьев вечером, во сне,
Сквозь пальцы и сознание и горечь
– вот теперь понятно мне,
Сколь редок этот дар.
И в клочья разлетается, осколками,
Моя незыблемая вера, белесый пар
Над маревом озер, мой девственный алтарь лесов
– все прочь
Я все вдруг понимаю.
Откуда в душах столько злобы
И алчности и грязи,
Где не хватает чистоты,
И где нельзя быть столь отчаянным,
А где – пустым.
Откуда души – как раздробленные щепы,
Ведь то талант, то озарение – любовь,
И требует огромной силы,
Ее нельзя просить, она – святая,
Она творила этот мир на глянце поднебесных крыльев
И вот теперь – остыла.
И ненависть, и бунт, и слепота открылась
В тесноте земли без воздуха, без откровения, без чистоты.
Ни прежнее, ни то, что будет,
Не развернут ее лицом ко всем.
Пускай воюют,
Все равно – уйдут.
Сплелись мои невидимые мысли.
И лебеди нашли мой лес.
Я песни подарил сегодня ветру
И этим звездам – кораблям на отмели несбышвихся надежд.
Ты только будь. Сейчас, всегда и прежде.
Мне даже в прошлом надо видеть образ твой.
И где бы ни остановится, какие вежды не сомкнуть
– твою ладонь скрывать собой.
А их – не изменить.
Пусть больно, но больнее отравится.
Впустить в себя страдание о той расщепленной душе.
Гармонии не научиться, по наказанию не полюбить.
А нам здесь оставаться в тишине речной.
Или под гул войны из моросящей крови.
На вырванных с корнями пнях
Рубить других не зная слов прощения.
Гордыню тихую нести спускаясь в щели – подземелья своей души.
Нечаянную жизнь прожить.
Не ждать, не рваться, подгоняя ветер.
А только разрушать
Рисуя замки из билетиков бумажных,
Бумажными сердцами без рамок и запретов
… мой лес!
Застывшее мгновение.
Как нерушимо счастье в глубине твоей.
Где на поверхности ветвистый шорох,
Неслышно пение – так лишь весной,
устав от заточения,
Ты озаряешь поле шепотом своих детей.
Не примирения ищу – другого человека!
Что, наконец, простят твои березы,
Чье имя ты захочешь повторять,
Шепча нескошенными листьями,
С кем захотел бы ты молчать!
Моя не выпитая проза… несчастие мое.
Зачем я здесь и что за фарс
– пытаться примирить столь многочисленные взгляды.
Не лечится змеиным ядом помятая душа.
Лишь только время, некогда слепившее тебя,
Способно угадать ту ослепительную правду.
Создать в зрачке не покорение озер.
В глуши прозрачной и непроходимой.
И этими руками расплетая свои сны,
Вбирая пальцами лесные тропы, ивы,
Хрустальный блеск смолы
На глянце выжженного штормом дуба
Ты веешь для меня спасением!
Я был в неведении все эти жизни.
Я думал, что свобода – это дебри
…мое святое заточение для сатаны.
Я грубостью платил за боль моих деревьев.
Мой лес так много больше бесконечных душ… и я дышу.
Но этим движет не лесная сила.
Не шумом листьев вера родилась.
Одно лишь может осознать – презрение, отчаяние, власть.
По принуждению летать не может,
Да небо не для этого должно быть
А ради знания, что ты кому-то нужен,
Что ты хоть с кем-то схож.
И эта лиственная чаща,
И эти яростные дни,
Когда скрываешься от звуков поглощающей войны
И забываешь, что такое счастье
– дорога до тебя.
И не кричать, не быть отродьем сатаны – молчать!
Рождая шепотом и лаской мнимое сейчас.
Столь видимое в завтра.
Незримый обжигающий покой
В гармонии меж болью и улыбкой,
Меж городом и лесом, в гармонии с самим собой.
Нас приведут туда с небесной свитой дочерей
Природа, Бог и слезы, недопитые века…
Ведь главная причина называться бесом
- внутри себя беспроигрышный бой.