Светила лампа вполнакала,
и лунный свет с небес стекал.
Душа поэтова вникала
в саму себя. Увы, стихам
потечь чего-то всё мешало,
и приходилось попотеть.
Часы показывали шесть
минут второго. Мысль скакала
не как мустанг, а как блоха, -
поэтому была плоха
и радости не доставляла.
Запас терпения иссяк.
Поэт устало встал со стула
и стал рассматривать синяк
под глазом у луны, но дуло
в окно. Он вновь тогда осел.
«Осёл, козёл, - сказал, - мартышка!..»
Но тут Морфея сладко крышка
его накрыла. Он сомлел
и не видал, как рыжей белкой
по небу прыгала луна,
лишь возле самого окна
представ летающей тарелкой.
Поэт не слышал (он храпел),
как кто-то в форточку влетел.
А этот маленький пострел –
всего-то ростом метр с антенной! –
всё тут же мигом осмотрел,
ощупал щупальцами стены,
соскреб известку с потолка,
увидел черновик поэта
и, прочитав, сказал: «Пока
довольно дикая планета.
А жаль беднягу… Не помочь ли?..»
И гость бесстрашно накатал
без прав на то и полномочий,
лишь только изменяя почерк,
сонет, рондо и мадригал, -
всё посвятив своей любимой
с такою неземною силой,
как даже Пушкин не писал.
«Спи, рифмоплёт. Проснись поэтом
И получи своё сполна!
Ну, мне пора. Прощай на этом!»
И – взмыла на небо луна.