Картечью серебристого металла
Буран разил навылет,
Наповал.
На окнах иней колкий настывал.
След каблучков поземка заметала.
Какой был день,
Какое время суток?
Стирала память ластиком зима.
Свечу души окутывала тьма.
Светлел восток
И угасал рассудок.
Послушай, Кай,
Оно не баловство ли –
Играть в любовь, себя сжигая зря?
Не лучше ли холодной силой воли
Прервать слезоточивость октября?
Зима – художник, и в ее палитре,
Как правило, достаточно белил.
Но сколько белой бы
В себя ни влил,
Тоска не растворяется
В поллитре.
Остынь.
Забудь.
Дыши спокойней, Кай.
Достаточно любовь тобой вертела.
Входи, входи, покой, осколком в тело,
Хрустальный холод,
В сердце проникай.
***
Он улыбался мыслям несуразным,
Смотря в заиндевелое окно,
И допивал крепленое вино,
Окрашивая скатерть ярко-красным.
Душа еще сопротивлялась сну,
В глазах еще не гасло пламя свеч, но
Зима, приникнув к черному окну,
Морозной кистью выводила: «в-е-ч-н-о»…