До тошноты в обед палило,
А после дождь листву утюжил.
Закату не хватило силы,
И лопухнулось солнце в лужу.
И в отрезвляющую сырость
Мы сели на соседних ветках,
Замяв-запамятав бескрылость
Друг друга и далеких предков.
И он бросал мне бутерброды,
А я ловил во многих лицах:
То ртом, то клювом. Рылом. Мордой.
И заедал свое бесстыдство.
Я спрашивал и все не верил
Его ответам скрупулезным.
И он раскрыл когтями череп,
Как двери в многопшенность мозга:
“Смотри, следи за каждой жилкой.
(Не суй, однако, курьи пальцы!)
Тут, в центре, крошки и поилка,
Потом - гнездо, подстилка, яйца.
И лишь заботы о насущном,
И ни намека о вчерашнем.
И будет в будущем - погуще,
А при глотании - послаще.”
И я спросил о папе-Боге,
А он присвистнул и забулькал.
Безлюдно было на дороге.
И страшно пусто в переулке.
Смеялись мы над соловьями,
Которых слопали на завтрак.
Договорились быть друзьями,
Потом кудахтались: “До завтра...”
Ведь тут все просто, как в конюшне
Иль на фонтане среди рая.
О нас печется Всемогущий,
И божьи птички не летают.