О детях и детстве

Ромм Наумович Михаил
В той далекой квартире

В той далекой квартире, где молочными были зубы,
Где волшебно мерцала новогодняя елка,
Там есть щель, где лежит юбилейный рубль,
Тайны жизни и смерти на книжной полке.

Там из кухни в комнату входит мама,
В круглой вазе оранжевые мандарины,
На стене висит, заполняя раму,
Мелко вышитый крестиком замок старинный.

Раскрошатся скалы, сотрутся лица,
Со своих орбит улетят планеты,
А на елке будут шары светиться,
Ничего не изменится в доме этом.

+++

Запахи детства

Пахнет детство пирогами бабушки,
Новым годом, мандариновыми шкурками,
Вкусно пахнут круглые оладушки
И пакетик с леденцовыми фигурками.

Пахнет детство плюшевыми мишками,
Солнцем, школой, новыми ботинками,
Свежеотпечатанными книжками,
Сказками с волшебными картинками.

А кому-то детство пахнет сыростью,
Чердаками, прятками, подвалами,
Черствым хлебом, страхом, Божьей милостью,
Гарью, поездами и вокзалами.

+++

ЛЕСНАЯ ШКОЛА

Голубиные яблоки* на морозе…
Черные точки за белым забором…
Срываешь мякоть, кого-то привозят…
И ветки — записи разговоров…

Мы гуляем. Ворота открыты,
Можно выбежать, да не уехать.
И не голодный, а только битый,
Но вне забора для всех — помеха.

Поздний вечер. Окно в туалете…
Так понимаешь в одиннадцать лет,
Что если и нужен кому-то на свете,
То только Богу, которого нет

*так называются мелкие, как ягоды, дикие яблоки. Их любят клевать птицы, а люди не едят. К зиме яблоки становятся темными и мягкими.

+++

Зимние каникулы

Помню, когда елку убирали,
Становилось в комнате просторно,
На столе войска маршировали
С флагами из мятого картона.

Кровь лилась, и прогибались латы,
полководец жив моею волей -
я ему и Бог, и император,
до тех пор, пока не думаю о школе...

Но всегда каникулы кончались,
а моё ученье начиналось,
И домой солдаты возвращались,
Или то, что от солдат осталось.

+++

Мой корабль был из спичек склеен,

Мой корабль был из спичек склеен,
Лужу, как Титаник рассекал,
Муравей карабкался на рею,
Он, как я – судьбы своей не знал.

Я стоял чумазый и счастливый,
Весь промокший с головы до ног,
Но нырнул корабль в пучину слива,
И над ним сомкнулся водосток.

Мартовское солнце, воздух славный,
А на лужах радужные пленки,
Может быть, тот день был в жизни главным –
День, когда я убежал с продлёнки.

+++

Пинг-понг в пионерском лагере

Белый шарик
скок-скок, —
Два спортивных подростка
Забывчиво, долго и хлёстко
Направляют его.
Щёлк.
Щёлк.
В тишине под соснами, вечером, и
Может быть, с их вершин опускается сумрак и всё
Очертанья теряет свои.

Мир закручивает и несёт.

Белый шарик всё ещё виден.
Белый шарик: скок-скок.

+++

Туманность Андромеды

Я читал «Туманность Андромеды»,
В тот момент, когда меня нашли.
Продолжались разума победы,
К звёздам отправлялись корабли,

Лето. Сосны. Пионерский лагерь.
Днём был конкурс песни строевой.
Вечером, по испареньям влаги,
Все на танцы двинулись гурьбой.

Вспоминаю полную печали
Музыку, звучащую вдали.
Звёзды равнодушно наблюдали,
Как меня лупить поволокли.

+++

Открытка

Песчинки белого пляжа,
Спрятанные в ладони.
Песчинка к песчинке ляжет
На идеальном склоне.
Тоненькой струйкой строя,
Времени пирамидки,
Что тают в волнах прибоя
На полинявшей открытке.

От ласки живого моря,
От детских воспоминаний,
От наших простых историй,
Печалей и обещаний
Останутся только флаги,
Что треплет ветер соленный
На пожелтевшей бумаге
В глубинах фотоальбома.

+++

Памяти жертв Беслана

Листья в воздухе, как стая птиц.
Теплый день еще о лете помнит.
Солнце заблудилось меж ресниц.
Слишком нежным кажется оно мне.

Все такой сияет красотой,
Как же мне поверить в сцены эти:
Листья сорваны взрывной волной,
Мертвые разбросанные дети.

Денежки рекою полились,
Кто-то потирает лапки крысьи.
А они на небо поднялись,
Дружные, как умершие листья.