Его ложь мягким спрутом расставила сеть,
Озареньем доверия крепнет на лицах.
Его почести, с опереженьем побед,
Притекут к нему из городов и провинций.
Его доброе имя и солнечный взор
Балдахинами помыслы прячут от прочих.
Его чествует власть, и боится позор.
Все решенья его принимаются ночью.
Его двор – прихлебатели, крысы и псы,
Его воины в бой – до кончины! – готовы,
Ему руки целует и собственный сын.
Липко-алое льётся мгновенно по слову.
Его лишние в ужасе помнят огонь,
Его латы – как уголь, и засухой хохот.
Даже солнце не смеет идти посолонь,
Если он не доволен и выспался плохо.
…Но есть нечто сильнее и дольше, чем он.
Он не первый, кто мнил себя силой без меры.
Его слава издохнет, застынет, как сон.
Он – забывший принять свою смертность на веру.