По дороге степной, как всегда не спеша,
Ехал Ванька хмельной, перегаром дыша.
Громко песни орал, будто рыбу глушил,
Хоть в словах привирал и в мотивах грешил.
От оранья оглох, от хмельного взгрустнул,
На телегу прилёг и мертвецки уснул.
Долго ль, коротко спал, положась на коней,
А проснувшись, попал в царство оборотней.
Тут возник мертвечиной пропахший старик,
Перейдя беспричинно на матерный крик.
Ванька держит фасон, хоть испуган сполна –
Вдруг, как всё это сон или бред с бодуна.
«Знаешь что, старикан? Ты б окрест не вонял,
А тащил бы стакан, похмелил бы меня!»
Но когда дед в ответ смрадный кукиш поднёс,
Понял Ваня – не бред, дело явно всерьёз.
Затхло выдохнул дед, с подвываньем глухим:
«Не гляди, что я сед, я могу стать другим.
Здесь никто не имеет лица своего,
Воплотиться ж умеет любой хоть в кого.
Честность, совесть и стыд здесь у нас не в чести.
Мы ваш приняли вид, чтобы вас извести.
Мы научим вас пить вашу тёплую кровь,
Мы приучим вас жить в темноте, как морковь.
Наша цель – шельмовать, растлевать, предавать,
Чтобы куш оторвать, мы и мать – на кровать.
Каждый раб будет рад нашим мутным делам,
Мы посеем разврат и умножим бедлам».
Подивился Иван, спохватился Иван:
«Не заехал бы к вам, кабы был я не пьян!»
Скрипнул старец: «Ванёк! То ли складно ты врёшь,
То ль спьяна невдомёк, -- ты всегда здесь живёшь!
На своей же земле, как непрошенный гость
В вековой кабале у «небось» и «авось»
Под присмотром чужим сушишь хлебец на квас,
Да когда разрешим, голосуешь за нас.