- Эвона, милая, как он тебя…
- Как, опять?..
замолкни, нутрь, издохнешь, гнобя
- А что я могу еще сделать, сказать?
Пока ты молчишь, листики теребя…
- Ну, что ты хочешь, отстань,
Пощади уже.
- Ну, нет, уж, дослушай, да карандашик достань,
И запиши, что скажу,
Пока не стоишь на пятнадцатом этаже,
Пока не пишешь послания гаражу,
На жестяном боку его самого,
Пока не смыло.
- Сейчас наговоришь разного…
Не надо, я уже знаю, что было,
А уж, тем более, что там мне будет
За него, за весь этот весенний бардак,
Кавардак, шабаш и бордель,
Кто-то будет бубнить, осудит,
Кто-то с беседами сводит в какой-то кабак,
Кто-то своими нотациями
Будет крестить насильно и, может,
Но это не факт, запрет в цитадель,
Будут меня собирать акциями и облигациями,
Валить работой и думать, а вдруг поможет?..
- Да погоди, не о том сейчас, страшно ведь,
Ну, неужели забыла, что там случалось
В последний раз, когда появился Он?
Будешь потом стенать, по стенам ползать, реветь,
А потом посмотришь на фото и все сначала,
А после лежать и метить вишенной косточкой
В мамин плафон.
И выгребать осколки от бомбы горсточкой,
И заклеивать раны и ранки пластырем,
Якоря отрывать с кусками донного ила,
Прикидываться мессией, представляться пастырем,
И я повторю: Ну, я же тебе говорила…
- А не пошла б ты, внутренний голос,
Дальше, чем я позволю себе сказать…
Ты же сама видела, у него шелковистые волосы,
И совершенно сказочные глаза.