Я шел над Мстою предзакатной, тропа темнела, чуть видна…
Вдруг, полутенью непонятной, под ноги бросилась ОНА.
Быть может, вышла на прогулку; а может, прыгала к воде.
Под сапогом хлопок негулкий мне подсказал, что быть беде.
Я наклонился над тропинкой; под фонарем видна трава.
Блестя раздавленною спинкой, она лежала, чуть жива.
Ей не бывать желанной сАмой, не класть икру на кромке вод,
И головастик больше мамой ее уже не назовет.
А может, брошена лягухом, шкодливо отводившим взор,
Ушла от нас, собравшись с духом, не в силах вынести позор?
Я не хотел, поверь, лягушка! И виновата в этом – ты.
И, труп приладив к закидушке, я бросил жертву в бездну Мсты.
И ни лафета, ни салюта… Печально квакала родня…
Ты, как Каренина Анюта, смутила душу у меня.
Наутро, глянув - леску водит! – снял с закидушки голавля.
Круговорот еды в природе. Когда же очередь моя?