И, если есть на свете Бог,
То память наша – Божья милость.
Смазав на ухо синий потёртый берет,
С банкой пива и барышней клёвой
Он идет по Москве через столько-то лет!
Он с друзьями встречается снова.
Был он с ними в Афгане – весёлый шофер,
Был в «зелёнке» контужен и ранен.
И ещё говорят, он опасен с тех пор,
Как однажды вернулся с Афгана.
Не скрывая от встречи нахлынувших чувств
И набравшись вином спозаранья,
Топит он сгоряча и тельняшку, и грусть
В первом встречном московском фонтане.
А на улицах встречи, запой, мордобой,
Поцелуи, мужские объятья.
И ОМОН с пониманьем следит стороной,
Как гуляют «афганские братья».
А за ними, к садовой оградке склонясь,
Наблюдает с улыбкой мужчина.
Он афганских детей выносил из огня
И не раз подрывался на минах.
Седина на висках и в плечах не широк,
Нет берета, нет формы парадной,
На рубашке колодки цветные в рядок:
Это всё – боевые награды.
А «афганцы», фонтаны форсируя вброд,
Пьют за Русь, за военные годы.
Сторонится с опаской веселья народ
И героев подальше обходит.
Позабыты и жертвы кровавой войны,
И «зелёнка», и взрывы снарядов.
Но солдаты все смотрят «афганские» сны
И во сне попадают в засады.
Много их, кто с войны не вернулся живым,
Затерявшись в галактиках млечных.
Память сердца и слава – друзьям боевым,
Память скорби – ушедшим навечно.