В Рязанской Мещере апрель валял дурака, поджидая нас - дураков с его точки зрения. Он лил воду, распускал слюни и жевал небо, доказывая свое превосходство над крутыми охотниками. А мы, все без исключения, абсолютно крутые охотники, потому что человек с ружьем - это царь! Ну, почти царь - царёчек над великой матушкой природой.
Берега утонули в реке, озера растворились в ее притоках, а притоки спеленало дождем.
До горизонта бескрайняя вода, изрезанная узкими полосками островов. О, спасительная суша, о тебе поем мы песни и строим скрадки-шалаши на твоих горбатых, кустастых спинах.
УАЗик, прозванный батоном, обезумевшим конем несется по асфальту, точнее по его остаткам, местами робко выглядывающим из луж. Сидеть не просто, еще сложнее удержать оружие, чтобы не ткнуть в глаз, в грудь, в пах соседу или, не дай бог, себе - великому охотнику на гуся и селезня. Еще раз немым хором:"Мы великие охотники! Каждый!". Ага! И каждому по вере и по способностям егеря - реже по своим.
При каждом метком попадании колеса в очередную яму-невидимку, наши милые, подсадные уточки в плетеных корзинах матерятся, как.. как некоторые немилые люди, но мы их поддерживаем весельем и дружным кряканьем.
Дальше отплывают темные ели и сосны, сужается линия дамбы, шире водяное поле и приветливее объятия апреля, встречающего нас липким, как паутина дождем. Дождь это здорово. Птица будет тянуть ниже и полет будет глаже, тише, и... И вот уже только кустарник подсказывает дорогу на водяной глади разлива. Иэх! Романтика! Чтоб её... Что нам дома не сидится? Мы же не рыбы. Вода сверху, снизу, вот и под дверку Уазика подливает в салон - аквариум одним словом. Нужно было не забродниками запасаться, а аквалангом...
Коля, Коля, Николай Алексеевич – не охотник! Он вчера писатель и поэт, и позавчера тоже, и всегда, но сегодня всезнающий егерь, ведет машину, по ему одному известному маршруту. Спросить бы: "Куды ж ты нас, любезный?", - да боязно. Отшутится - мало не покажется, да еще потом со своим вопросом войдешь в историю анекдотов. Лучше - молчать, глазеть и не высовываться.
Я сижу на переднем сиденье. Пятеро охотников за моей спиной распинаются о женщинах. Меня не стесняются, но за крепкие выражения, относительно особенностей логики женского пола, все же друг друга одергивают, косятся.
Молоденький тощий Сашка и толстяк Борис Семенович вписались в раму зеркала заднего вида.
Отключившись от процесса жизнеобеспечения производства на каком-то заводике, Семеныч всю ночь отмечал открытие весенней охоты. Теперь он соответствовал требованиям апреля - булькал, плавился и, приглушенно смаковал подробности, рассказывая краснеющему парню о добытых им женщинах, заодно медведях, лосях, кабанах и... Короче, утка-селезень вообще мелкота, бил их сотнями, так, что раз стволы расплавились начисто и пришлось сменить ружьишко на... подороже одним словом. И главное в сегодняшнем дне - открытие сезона. Праздник! Поэтому он празднует:"На стрельбе это не скажется. Талант не пропьешь! Снайперский талант тоже. Ура!".
- За Семеныча!
У Сашки глаза квадратные, но он покорно отхлебывает из фляжки, крякает возбуждая подсадную в корзине, зажатой между его ног, и закусывает конфеткой.
А ружьишко у Семеныча отличное! Сашка, конечно, завидует... Я тоже...
-С этого ружья прошлой весной десять гусей взял. В этих же местах. Спроси у Юли, она подтвердит.- Семеныч поглядывает с надеждой в мою сторону. Брови приподнял пальцами, чтобы глаза не захлопывались.
-Да, десяток гусей и кенгуру. – Соглашаюсь я. - И еще кенгуру! Вы кенгуру помните? - В такие моменты главное не ржать, простите, не смеяться и не улыбаться. - И еще кенгуру!
В ту весну Семеныч приехал на охоту с полнотелой белокурой красавицей - пострелять гусей из скрадка.
Ружье для нее взял, а вот сапоги и прочую амуницию забыл.
Подруга, с середины ночи выдержанная в шалаше, грелась в объятиях Семеныча и пила водку. Водка закончилась ближе к рассвету - об этом узнали все, потому что началась песня - веселая, заливистая, но незнакомая, кажется ария из оперы. Голос у девицы оказался высокий, сильный и отлично поставленный, но гусям не понравился. Об этом я узнала по хлопанью крыльев над моей головой и шлепку, выпавшему на мой патронташ. А о том, что на прошлогодней травке лежит хрустящая корочка инея, я узнала чуть позже.
Певица вышла из скрадка в рассвет, выряженная в неизвестно откуда взявшуюся ярко-оранжевую куртку, и поскакала, запрыгала по полю с песнями, плясками и прибаутками.
-Австра-а-алия-я!
Я в Австралии не была... Но тогда, мне показалось...
- Я кенгуру! Кенгуру! Поймай меня Боря-я! Ча-ча-ча!- Вот это была песня! Вот это была пляска!
Охотники высматривали ее в бинокли из своих царских лож, простите из скрадков, нервно перекладывая патронташи и термосы с места на место и дожидаясь окончания ее буйного ритуального танца.
Наконец, кто-то из егерей не выдержал, позвонил Борису Семеновичу и посоветовал не портить друзьям охоту. Он тут же выкарабкался из соломенного сооружения и погнался за кенгуру. Шмякнувшись раз пять, он все же принял ролевую игру и заскакал, изображая кенгуру-папу. Минут через десять, отловив свою неугомонную красавицу, Семеныч уволок ее в шалаш-нору согревать своим щедрым теплом.
И наступила долгожданная "тишина" - кавычки нужны, потому что весной в поле тишины не бывает - звенит все, пищит, трещит и поет на все лады - птичий гомон называется. Птицы они тоже люди, у них тоже любовь случается и свадьбы.
Наступила долгожданная тишина.
А через полчаса, большая стая гусей, разбив строй и кружа, уже сыпалась к профилям, позавтракать прошлогодним "рисом" или первой робкой зеленью вокруг импровизированного стожка...Семеныча и его подруги!!! Везет же...некоторым... И многие с завистью созерцали это чудо и ждали удачных выстрелов, и падения первой птицы... Но вместо гуся, на поле упала стенка импровизированного стожка. Не выдержала она любовной страсти человекообразных кенгуру, и ошарашенные охотники... Простите, ошарашенные птицы увидели нечто - посреди поля объемный розовый шар.
"Яблоки на снегу..." - не то... Розовая попа на фоне желтой травы. Винсент Ван Гог, случайно, такое не писал? А Сальвадор Дали?
Гуси рванули ввысь как истребители с вертикальным взлетом. Егеря свалились от смеха. Охотники в шалашах смеялись скромнее, потеряв надежду на удачную охоту.
Парочка, одержимая любовной страстью, закрепила результат долгим страстным поцелуем, Семеныч поднялся с колен и, с откровенным удивлением обнаружил развалившееся укрытие, не спеша, натянул штаны, порылся в раскиданной соломе, отыскивая труселя подруги, захмелевшей теперь еще и от секса, и заботливо одел ее. Потом повесил оба ружья на одно плечо, на другое закинул руку красавицы и, придерживая ее за талию, болтаясь из стороны в сторону, отправился к дороге на дамбу.
На счастье организаторов охоты, на счастье охотников, парочка ушла и не вернулась. Чуть позже налетела другая стая и принесла всем... Честно скажу - некоторым - настоящее охотничье счастье.
-Австра-а-али-ия, - пропела я тихонько. Николай улыбнулся и остановил машину у длиной узкой полоски суши, покрытой кустарником и перестоявшим зиму тростником.
-Приехали!
Сашка выпрыгнул первым, закинул вверх голову и невольно ахнул. В небе живой нескончаемой волной тянулись стаи птиц.
-Борис Семенович! – завопил парень парень,- Вы посмотрите сколько птицы! Смотрите, смотрите скорее!
-Отстань Сашка.. Сто раз видел..- недовольно пробурчал толстячок, нежно обнимая дорогущее инкрустированное ружье и укладываясь на освободившихся сиденьях. – Я спать буду. Не пойду никуда - сыро там.
-Закройте дверь поплотнее, а то гуси ружье унесут, – негромко пошутил Николай.
Великие охотники разобрали корзины с утками. Одна осталась - моя. Я вытащила из нее подсадную и посадила ее под куртку, в большой карман разгрузочного жилета. Она тут же высунула клюв, пригляделась к небу и закричала, радуясь близкой воде, весне и бархатным отзывам селезней.