(психоделическая пьеса)
Exegi Monumentum
Quintus Horatius Flaccus
Действующие лица:
Иван Андреич Крылов, баснописец и голос за кадром
Александр Сергеич Пушкин, поэт-реалист XIX века
Владимир Ильич Ленин, вождь пролетариата
Петр Алексеич Романов, царь и основатель города
Екатерина Великая, матушка-императрица
Мерзавка, прекрасная авантюристка из Тольятти, Оля (соавтор)
28-й Протуберанец (он же Луноход), питерский обыватель, Боря
Охранники, продавщицы, таксисты, горожане
Иван Андреич Крылов:
Кто победитель, тот не виноват.
В истории тому примеров куча,
Но только мы истории не учим,
А вот о том как в сказках говорят!
Мерзавка, юная, крутая леди,
Блуждая долго в поисках кумира,
Объездив с этой целью четверть мира,
В Санкт-Петербург примчалась на мопеде.
Проехала стремглав по набережным,
Избороздила Марсовое Поле,
На лбу у сфинкса чиркнув: «здесь был Оля»,
Расположилась отдохнуть небрежно.
На счастье ей над нею пролетала
Ворона, несшая кусок арбуза,
Который из ближайшего камбуза
Она так безответственно украла.
Всего одно арбузовое семя,
Волшебное, как позже оказалось,
Непостижимым образом сорвалось,
Попав в прелестное Мерзавки темя.
И сразу все вокруг преобразилось:
Искусство понимать язык нетленных
Скульптур, портретов, бюстов, монументов
Мерзавке удивительно открылось.
О, сколько замечательных историй
Ей рассказали в залах Эрмитажа
Былых времен оравы персонажей!
Потом Мерзавка вырвалась на волю.
Как бы во сне, почти в бреду, в запарке
Повсюду целый день она бродила
И памятников голоса ловила
На площадях, на улицах и в парках …
Петр Алексеич Романов:
«Да! Поле Марсовое - это не дворец!
Заржавел на главе моей венец….
Какое мерзкое, однако, это место….
Туристы, гости, женихи-невесты….
И я на них давлю своей харизмой...
Эх! Нет теперь былого романтизму…»
Владимир Ильич Ленин:
«А я, голубчик, с Вами не согласен,
По мне, так Питег наш всегда пгекгасен,
Хотя, сказать по пгавде, был бы гад (т.е. рад)
Вегнуть стгане советов Ленинггад!»
Екатерина Великая:
«Да! Времена всегда свое берут,
И город Путинбургом назовут!»
Петр Алексеич Романов:
«Эх, Катя, твой немецкий прагматизм
Убить способен всякий романтизм!!!»
Владимир Ильич Ленин:
«Но что особенно пгиятно тут,
Его ведь тоже Вовочкой зовут….
Пгиемственность важна для данного момента,
Я очень гогд за имя пгезидента!»
Иван Андреич Крылов:
Тем временем прекрасная Мерзавка,
Пригнав мопед свой быстрый на заправку,
Залив пять литров в бойкого коня,
Помчалась лихо в суматоху дня….
Она гнала свой пламенный мопед,
Лизавший шинами широкую дорогу,
Ах, ей еще так мало лет!
Но вот желаний и амбиций много…
И наконец, у Финского залива
Она покинула седло неторопливо…
Пустынно… здесь она одна….
Лишь ласково с ней шепчется волна…..
И вспомнив про любимого яхтсмена,
Мерзавка погрустнела вдруг мгновенно,
Но тут же прогнала прилив тоски,
Сказав: «Есть в Питере лихие моряки!»
И взор ее стал более лукавым….
Она была, сказать по праву,
Мерзавкой истинной… без всякого изъяна…
Служительница дерзкого обмана….
О да, она была коварна и хитра…
Ей покорялись волны и ветра…
В зеленой пагубе пронзающих очей
Томились сотни солнечных лучей…
И распалив мечты до беспредела,
Мерзавка на мопед вскочила смело….
И кверху нос задрав, что было силы
Она Петром себя вообразила…
Витая в грезах о своих победах,
Мерзавка резко брякнулась с мопеда,
И сетуя в сердцах на небеса,
Вздохнула: «Вот четыре б колеса…»
«Метла, любезный друг, надежней…» -
Вдруг чей-то голос молвил осторожный,
Затем последовал двусмысленный смешок.
С Мерзавкой бедной приключился шок.
Полна загадок невская Пальмира
И ночью, как в часы дневного света,
Покинув раскаленную планету,
Пришел посланник плазменного мира.
Александр Сергеич Пушкин:
То был, друзья, Протуберанец…
Как догадаться вы могли,
Он был небесный ей посланец,
Его не ноги привели,
Ему Звонок был среди ночи…
Отверзнув слипшиеся очи,
Напялив наскоро пиджак,
Он устремился в кадиллак,
Внизу стоящий на приколе.
Беззлобно вспомнив всех чертей,
Парнокопытных, матерей,
Он выручать помчался Олю.
Недаром создал Демиург
Гостеприимным Петербург.
Мигали желтым светофоры…
Вокруг практически все спали,
Лишь отставные гренадеры
Ночные лавки охраняли.
Их камуфляжные наряды
Ласкали благосклонно взгляды
Прелестных сонных продавщиц
Поверх бутылок и яиц…
Такси полночные спешили
На зов общительной тоски.
Попав в разжатые тиски
Гуляки редкие курили,
Заняв удобные места
У разведенного моста.
Луна стремительно катилась -
За город мчался кадиллак
Туда, где Оли сердце билось
Ему как радиомаяк.
Протуберанец торопился.
Ему давно настырно снился
Один и тот же дивный сон…
Не то, чтобы он был влюблен,
Он был, скорей, заинтригован
Ее восторженных речей
Огнем веселым, и очей
Зеленых блеском. Очарован
Он был видением своим
Не меньше, чем теплом живым.
Он стал мечтать ее увидеть,
И, так как жил для грез своих,
То начал тихо ненавидеть
Он все, что разлучало их…
А тут – трагедия с мопедом…
Каким изысканным обедом
Теперь он сможет угостить
Свою Мерзавку, и курить
Теперь он сможет фимиам ей…
И вот - на берегу авто,
Бесшумно опустив окно,
(Она одна, сидит на камне)
Он ей промолвил осторожно:
«Метла, любезный друг, надежна…»
Иван Андреич Крылов:
«Метла, мой друг, надежна, но
С ней не пускают в казино,
И в клуб ночной с ней нету ходу…
Вы любите, мой друг, природу?»
Мерзавка подняла глаза,
В ней чувства все зашевелились,
В ней все голосовало «за»,
Повсюду пульсы страстно бились,
В коленях появилась дрожь,
На щеки лег густой румянец,
И прохрипев: «Ядрёна вошь,
Вот ты какой, Протуберанец…»
Мерзавка в обморок – бабах!
Ей пелена закрыла очи:
Немой восторг… щемящий страх…
Хруст веток… грохот… плеск… Короче,
Протуберанец не хотел
Ее душевные терзанья
Использовать, но, как умел,
Он приводил ее в сознанье.
Сперва он расстегнул на ней
Мотоциклетный шлем, снял краги,
Заклепок, кожаных ремней
И прочих символов отваги
Он паутину распустил,
Стремясь ей облегчить дыханье…
Он просто выбился из сил,
Мерзавок оживлять – страданье!
Он за бока ее щипал,
Он поливал ее водою,
Потом за ноги поднимал
И долго тряс вниз головою…
Все было тщетно… Холодна
Мерзавка милая лежала,
И только бледная луна
Ее красоты освещала…
Протуберанец зарыдал,
Скорбя, наверное, немало:
Мерзавке на лица овал
Слеза горючая упала…
И тут же у Мерзавки – ох!
Ресницы поднялись… упали…
Раздался выдох, после – вдох,
И губы нежно прошептали:
«Раз боги мимо пронесли
На этот раз страданья чашу,
Раз, сударь, Вы меня спасли,
Теперь я вся, навеки Ваша!»
Теперь никто из них не мог
Сдержать неистовость стремленья
К сплетенью рук, к сплетенью ног,
И к прочим видам наслажденья…
Александр Сергеич Пушкин:
Исполнились мечты Бориса,
Свалилось счастье на героя,
Он возомнил себя Парисом
Из древней осажденной Трои,
Который развязал войну,
Чужую умыкнув жену,
Тем самым сотни детских рот (т.е. ртов)
Лишив отеческих забот.
Короче, Боря был доволен,
Заполучив Мерзавку - Олю…
А что же шустрая девица?
Неужто ей дано влюбиться?
Увы, она не влюблена…
Открылась чернь порочной сути,
Она корыстною была до жути -
Машина «кадиллак» ей хорошо видна…
О, как она сумела притвориться,
Меняя интонации и лица!
И прыгнув на Бориса из травы,
Мерзавка крикнула ему: «Иду на Вы!»
В Мерзавке нашей жил Наполеон!
И, потерев слегка больное темя,
Где след оставило магическое семя,
Сказала Оля: «Питер - мой Тулон!»
И будучи блистательной актрисой,
Решила всячески очаровать Бориса…
И приключилось с ними чувств смятенье
Сплетенье рук и ног, затем еще сплетенье…
Запутались герои наши так,
Что раздолбать сумели «кадиллак»!
Уж Оля собралась заплакать горько,
Но тут же доложился шустрый Борька:
«Спокойно, дарлинг! У меня
Еще два новых есть коня!
Один - красавчик «Мерседес»,
Его снимали даже в клипе,
А на своем японском джипе
Я езжу за грибами в лес.
Хотя давно мечтал в душе
До кучи заиметь «Порше».
А впрочем, я не так давно
Летал повсюду на «Рено»…»
Иван Андреич Крылов:
Перед глазами снова пелена,
В Мерзавкином зобу дыханье сперло,
И наконец-то вырвалось из горла
Застрявшее в дыхалке: «Ни хрена!!!»
И каждый твердо знал, чего хотел:
Она - Санкт-Петербург, а Он - сплетенья тел…
Герои создали божественный союз,
Long live богатый семенем арбуз!
Петр Алексеич Романов:
«При виде этой барышни с Борисом
И мне мерещатся цветочки с рисом,
Но чувствую плутовку за версту -
Ишь как кокетливо флиртует на мосту!
Будь я на месте Бори - Лунохода,
Спихнул ее с моста бы прямо в воду!»
Екатерина Великая:
«Мин херц! Да что ты, в самом деле?!
Уже твои причуды надоели!
История не мало знает красочных примеров,
Как избавляться от ненужных кавалеров…»
Петр Алексеи Романов:
«Да-да! Как вспомню тезку, убиенного тобою,
Так тут же слезы лью безудержной рекою!»
Екатерина Великая:
«Да что ты, батюшка?! Да что это ты вдруг?!
Котлетой поперхнулся мой супруг!
Твой тезка был, признаться, недалек -
Он даже с вилкой справиться не мог…»
Петр Алексеич Романов:
«О, женщины! Вам имя - вероломство!»
Екатерина Великая:
«Петруша! Это, право, плагиат!
А в смерти Петя сам был виноват -
Так рассудило мудрое потомство…»
Петр Алексеич Романов:
«Потомки?! Катя! Удивлен не мало!
С чего же ты потомкам верить стала,
Не доверяя собственному сыну???»
Екатерина Великая:
«Ты лучше вспомни своего детину!»
Иван Андреич Крылов:
О, яд и нож безжалостных речей!
Тиран нещадно губит все вокруг,
Ни капли не жалея ни детей, ни слуг…
Но все ж оставим мы державных палачей….
С тех пор прошло уже немало дней….
Мерзавка, девочка, ну что же стало с ней?…
Сначала повинуясь голосам,
Мерзавке говорившим: «Строй завод!»
Она в сомненьях прометалась целый год.
В конце концов, завод Борис построил сам,
И чтоб побаловать любимую малышку,
Вручил ей с помпой первую покрышку.
Владимир Ильич Ленин:
«Товагищи! Свегшилось! (Сжав подмышку,
Ильич залез броневику на башню)
Госсийской Ладе – новую покгышку!
Станки – габочим и кгестьянам – пашню!
Все Федегальное Собгание – в отставку!
К чегтям собачьим джипы, мегседесы,
Пусть пгезидентом выбегут Мегзавку,
Чтоб соблюдала наши интегесы!
Быть мне последним юным пионэгом,
А не вождем натгуженного класса,
Когда я собственным своим пгимегом
Не подниму общественность с матгаса!»
Петр Алексеич Романов:
«Бояре и сенат! Скорблю немало
Я, слушая тут вашу околесню…
Уж по европам езживал бывало!
Для зада царского - что может быть полезней,
Хорошего немецкого вехикла?
Ах, если б шведы так не доставали!
Автозавод законченного цикла
Воздвиг бы я, а Петербург - едва ли…»
Екатерина Великая:
«Петруша! Вовочка! Мальчишки! Ради Бога!
Ну что вам пользы в этих разговорах?
Я о гусарах, что торчат из стога,
А вы мне - о покрышках и моторах!
И полноте! В заботах об Отчизне
И я всего настроила немало,
Но – снова повод дам я к укоризне -
И о гвардейцах думать успевала!»
Иван Андреич Крылов:
Поняв, что бизнес - не ее стихия,
Схватилась Оля бойко за чернила
И чуть было роман не сочинила
Про доблести и подвиги лихие…
Увы, шедевр ей быстро надоел.
Устав изрядно от бумажных дел,
Мерзавка охладела к словесам,
Борис закончил эпопею сам.
И на странице первой автор Боря,
Создав творенье в духе Франца Кафки,
Биенью пламенного сердца вторя,
Царапнул: «Посвящается Мерзавке».
Читатель всхлипнет: «Бедный! Бедный Боря!
Хлебнул с Мерзавкой этой подлой горя!»
Но я, признаться, вас не обману,
Заметив совершенно справедливо:
Клянусь брегами Финского залива -
Борис до одури любил свою жену!
Александр Сергеич Пушкин:
Мне видится Москва…. ВДНХ…
Толпа трудящихся, резвящихся на травке…
Большой серп-молот в поднятых руках…
То памятник Протуберанцу и Мерзавке!
Послесловие
Лишь солнце все вокруг позолотило,
Шепнул малыш, укладывая ранец:
«Я стать хочу как ты, Протуберанец!»
На что ему несмело возразила
Его сестра, втыкая в бок булавку:
«Я вырасту и стану как Мерзавка!»
Какая в сих словах таится сила!