За окнами нерадивый ученик снова пролил фиолетовые чернила. Краски сгустились, потемнели, расплылись бесформенным, но всеобъемлющим пятном. Апрельские вечера - особенные. В них нега, расслабленность и довольство в равной пропорции смешиваются с тревогой, ожиданием чего-то необычного, таинственного, волшебного. Они до краёв наполнены жаждой тепла, понимания, нежности. Именно весной наиболее остро ощущается одиночество и пустота в сердце. И тогда начинает казаться, что это навсегда. Ты - ущербен, неполноценен, лишён какого-то очень важного элемента душевного благополучия ...
В неосвещённой комнате только монитор компьютера светится мягким голубоватым сиянием. Скромный уют, ничего бросающегося в глаза. Разве что кроме мягких игрушек, коих здесь огромное множество. Плюшевые, пушистые, большие, маленькие, старые, новые, яркие, разноцветные... А по стеклу скользят длинные тени. Последний глоток уходящего дня. На дне же этого бокала лишь мрак, холод и шелест клавиш.
Дазайн: Почему у тебя снова дверь нараспашку?
Layla: Ты не оригинален. Слишком прозрачная аллегория.
Дазайн: Аллегория должна быть аллегоричной, иначе в ней нет никакого смысла.
Layla: Смысловой смысл в аллегоричной аллегории - это сильно.
Они были знакомы много лет. Но никогда не видели друг друга. Да, собственно, им это и не было нужно. Интернет - великая сила и мощь. Он умеет соединять сердца, разрушать надежды и воздвигать непрочные замки из виртуальной материи.
Дазайн: Обнаружение смысла - это вполне осмысленная операция, поэтому я могу поздравить тебя с определённым наличием в твоей голове разума.
Layla: О, ты как всегда необыкновенно галантен и проницателен! А твои комплименты отдают истинной выдержанностью благородного кавалера.
Дазайн: Благородство безродного, безродность благородного... Об этом стоит подумать.
Layla: С тобой невозможно разговаривать нормальным языком! Особенно, когда ты пребываешь в таком настроении.
Дазайн: Невозможность возможного возможна... Тебе же это известно как никому другому.
Так просто быть самим собой, когда есть стопроцентная уверенность в том, что тот, с кем разговариваешь, никогда не знал тебя и никогда не узнает. Ощущение абсолютной свободы и безнаказанности - вот что такое всемирная паутина. Для кого-то - спасение; для кого-то - бездна.
Layla: Я это знаю. И в этом заключается основополагающая экзистенция моего исключительно субъективно-идеалистического существования.
Дазайн: Ты хочешь сказать, что я - всего лишь плод твоего воображения?
Layla: Именно. Знаешь, как это удобно?
Дазайн: Что?
Layla: Считать тебя лишь плодом расшалившегося воображения.
Дазайн: Догадываюсь. Я тебе нравлюсь в таком амплуа?
Layla: Ты мне вообще нравишься... Хотя бы раз в неделю. Минуты на две-три.
Дазайн: Чудесная погода...
Layla: Ты о чём?
Дазайн: Сущие пустяки.
Layla: Какие? Ты меня запутал.
И так изо дня в день. Месяц за месяцем. Год за годом. Сколько времени прошло с того момента, когда они впервые встретились? Многозначительные разговоры ни о чём и обо всём сразу. Легко, безмятежно, игриво. Она никогда не понимала его до конца; он, похоже, никак не мог разгадать её. Непредсказуемость, неожиданность поворотов сюжета, странные и маловразумительные грани талантов и черт характеров, медленно раскрывающиеся в процессе обмена интеллектуально-насыщеными репликами, - всё это придавало особый шарм их беседам, которые продолжались до бесконечности, до изнеможения, до ломоты в пальцах.
Дазайн: Что тебе не понятно, дорогая?
Layla: Неужели ты снизойдёшь до объяснений?
Дазайн: Снисхождение - удел сильных, умеющих быть слабыми.
Layla: Ты полагаешь себя сильным?
Дазайн: В чём сила, сестра?
Layla: Тьфу на тебя!
Дазайн: Ты ведёшь себя некрасиво. И слюна на мониторе смотрится совсем не эстетично.
Layla: Ты невыносим.
Дазайн: Ага! Меня ещё никогда не выносили. Обычно, я сам ухожу.
Layla: Твоя самоуверенность могла бы войти в книгу рекордов Гиннеса...
Дазайн: Если бы?..
Layla: Что "если бы"?
Дазайн: Твоё высказывание подразумевает наличие некоего "но", сдерживающего, опровергающего фактора.
Layla: А! Если бы там уже не была записана моя наглость.
Дазайн: Похвально!
Река времени, омут ирреальности. Только ночь и тишина. В ней слышатся шорохи, потрескивания и тихий голос. Голос, которого ей не доводилось слышать, а ему - не доводилось даже представлять. К чему обременять себя такими условностями, когда их встречи - всего лишь повод расслабиться после тяжёлого трудового дня, возможность почувствовать вкус чего-то запретного, недоступного, порождённого фантазией и желанием.
Layla: Наверное.
Дазайн: Ты сегодня не в настроении?
Layla: Какая невиданная чуткость!
Дазайн: При чём тут это?
Layla: Да, не в настроении.
Дазайн: Ну, тогда может я пойду?
Layla: Ты единственный, кто так откровенно осмеливается бросать меня в моменты, когда мне настолько сильно нужна хоть чья-нибудь поддержка.
Дазайн: Да, я сволочь, мерзавец и подлец.
Layla: Это была моя реплика!
Дазайн: И ещё плагиатчик.
Layla: Ты ведь не воспринимаешь меня всерьёз, правда?
Дазайн: Правда.
Layla: Значит, я для тебя - только набор символов на мониторе?
Дазайн: Ты хотела услышать что-то другое в ответ?
Layla: А ты, значит, подстраиваешься под мои желания и не имеешь собственного мнения?
Дазайн: Имею. Но ведь оно тебя не интересует.
Layla: С чего бы это?
Дазайн: Тебе надо, чтобы тебя утешали и жалели. Уволь меня от этой скучной процедуры.
Layla: Жестоко, но справедливо. Это как пощёчина. Спасибо, ты привёл меня в чувство лучше всяких там утешителей.
Дазайн: Чего не сделаешь ради прекрасной девушки!
Не друзья, не любовники, не близкие по духу... Случайно нашедшие друг друга, случайно обменявшиеся первыми сообщениями, случайно ставшие единственными и незаменимыми, случайно каждый вечер снова и снова ищущие встречи. Зачем? Ради чего? С какой целью? Может быть потому, что их слова, ловко складывающиеся, будто пазлы, превращаются в поэму, а ощущения и эмоции, взметаясь языками пламени и опадая серебристым инеем, рисуют завораживающие взгляд узоры на гладкой поверхности монитора.
Layla: Так ли уж прекрасна эта девушка?
Дазайн: Всё возможно. Я не исключаю даже исключительных случаев, являющихся исключёнными исключениями из исключительно-строгих правил.
Layla: Откуда в тебе эта любовь к невыносимо-сложным конструкциям?
Дазайн: Конструктивная структура конструкций является конструктором реальности.
Layla: Остаётся только вздохнуть и развести руками. Медицина здесь бессильна.
Дазайн: Бессилие медицины перед бессилием сильного - лишь минутная слабость.
Layla: Ох, и любишь ты напустить туману!
Дазайн: Да, я такой... И за это ты меня любишь.
Layla: Я разве признавалась тебе когда-нибудь в своих чувствах?
Дазайн: Нет, но ведь это очевидно.
Layla: Для кого?
Дазайн: Для меня. И этого достаточно. Других авторитетов я не признаю.
Layla: Это эгоцентризм и мания величия.
Дазайн: Ха! Может быть.
Layla: С кем я связалась! Ты же настоящий псих...
Дазайн: Ты напрасно пытаешься меня обидеть или ущемить. Понимаю твоё благородное намерение отомстить мне за озвученную истину, к озвучиванию не предназначенную... И всё же - зря тратишь силы и слова. Это тебе не поможет.
Layla: Как знать. Или ты мнишь, что и это тебе доступно?
Дазайн: Что именно "это"?
Layla: Всезнание.
Дазайн: В некотором роде и в некоторой степени... Относительной, конечно.
Диалог длинною в жизнь. Без начала и конца. Он имеет вечное продолжение. И, кажется, будет всегда, невзирая ни на что. Ночь, которая превращается не в любовное сражение и не в изысканное наслаждение в нежных объятиях сна, а в танец на лезвии ножа, в прогулку по минному полю, в напиток, состоящий сплошь из адреналина, сверкания глаз и поединка умов. Нисходящее откровение, обнажающее суть вещей, превращающее обыденный мир в страну чудес из давно забытых детских сказок, дарующее мгновения полноты бытия, чувство всемогущества и свободы. Потому что по-настоящему свободным может быть лишь тот, кто не боится себя и своего истинного облика, каким бы неприглядным и нелепым он бы не выглядел.
Layla: А что будет, если я скажу, что и в самом деле люблю тебя?
Дазайн: Ничего.
Layla: Ты даже не обратишь на это внимания? Или сочтёшь чем-то само собой разумеющимся?
Дазайн: Пожалуй.
Layla: Тебе так часто признаются в любви, что это успело наскучить?
Дазайн: Хм... Как погляжу, ты тоже не лишена прорицательского дара.
Layla: Жаль... Тогда, может, мне стоит сказать, что я тебя ненавижу?
Дазайн: Это могло бы внести некую пикантность и разнообразие в мой скромный и скучный быт...
Layla: Могло бы?
Дазайн: Ну, да.
Layla: Почему "бы"?
Дазайн: Потому, что это ложь.
Layla:
Я верую потому, что абсурдно.
Люблю потому, что сама не любима.
Смотрю на тебя потому, что незрима.
И жду потому, что дождаться трудно.
Дазайн: Твои стихи так же противоречивы, как ты сама.
Layla: А ты не пишешь стихов именно потому, что всегда слишком рационален и прямолинеен?
Дазайн: Я предпочитаю классиков. Ты же знаешь...
Азарт плещется в крови. В ход идёт любое оружие: от шпилек до откровенно тяжёлой артилерии. Защита незаменимого друга-противника неизменно прочна. Они слишком хорошо знакомы, несмотря на то, что никогда не вглядывались заинтересованно-испытующими взорами друг другу в глаза. Дуэль, в которой нет и не может быть победителя и побеждённого. Сражение равных - единственно возможное и единственно справедливое.
Layla: Ты вообще каким-то образом связан с реальностью? Хотя бы через классиков русской литературы... Не ожидала!
Дазайн: О, неужели мне всё-таки удалось тебя полностью убедить в том, что я - фантом, нематериальный призрак всемирной сети?!
Layla: В какой-то мере. Иногда я даже в это верю, знаешь ли...
Дазайн: Чёрт возьми! Приятно чувствовать своё артистическое превосходство.
Layla: Так, значит, ты реален?
Дазайн: Реальность нереального может оказаться реальной, если захотеть реализовать свой потенциал латентного творца реальности.
Layla: Слишком реальная реальность - иррациональна, и потому не вызывает во мне доверия.
Дазайн: Доверие - суть одна из граней реальности, оправленная в рамки закона, в связи с чем кажется бессильной перед лицом Интернета.
Layla: Реальность виртуальности или виртуальность реальности...
Но за окном медленно сереет рассвет. Далеко заполночь. Компьютер на столе гудит монотонно и устало. Пора заканчивать ещё один раунд ничьей и отправляться смотреть сладкие предутренние сны. Окончен бал, погасли свечи... До завтра. До следующего раза. До очень скорой и неизбежной встречи там, где нет преград и места для притворства.
В комнату просачивается тусклый утренний свет. Она безмятежно спит. Ресницы отбрасывают чёрные тени на красивые скулы. Длинные волосы разметались по подушкам. Спящая обнимает плюшевую игрушку, и на её лице, словно лучик солнца, играет тихая умиротворённая улыбка.
Он неслышно входит в комнату и останавливается на пороге. Её сон - это святое. Но как же она беззащитна и невинна во сне. Та, которая так любит его и не понимает. На его губах появляется та самая взрывоопасная ласково-ироническая усмешка, которая так часто представлялась ей во время их бесконечных споров.
"Спи, девочка Layla. И пусть тебе приснятся пушистые облака и розовые закаты, шёлковые струи летнего дождя и бархатистые волны изумрудно-сиреневого моря... А мне пора и в самом деле садиться за работу. К утру нужно подготовить пакет документов для партнёрской фирмы и ряд отчётов для руководства. А завтра мы снова поговорим. Ты, главное, верь в чудеса и в то, что твой заботливый, но не слишком любимый муж - исключительно бизнесмен и не является исключительным случаем из исключительно-строгих правил".