Дорога

I
Поставлю горячие от пыли глиняной
Ступни на мраморные ступени.
Парус неба добела вылинял
И нет нигде от зноя спасенья.
Листва олив блекло-серебриста.
Ящерки прячутся под камнями.
Море, в нарядном зеркальном монисто,
Словно красотка в торжественной раме,
В обрамлении пляжей.
       Пахнет жареным мясом.
Цикады выводят бесконечные трели.
Я вспомнила все – мгновенно, разом.

…Мы тогда убежать не успели.
Воины-всадники в шлемах, с копьями
Вздымали пыль по дворикам узким.
Дома горели. Черными хлопьями
Летела сажа в укромья улиц.
Мне было двенадцать. Может и десять.
Кто тогда считал мои годы?
Я много чего умела делать –
Белить и ткать, жать масло, и воду
Носить из страшного каменного колодца.
Там жили нимфы. Или наяды?
Я знала, что мне потом придется
Вышивать свадебные наряды.
…Но не пришлось. Меня подхватил
Под мышку страшный одноглазый воин.
Сопротивляться не было сил.
Он, кажется, был очень доволен –
Война – лучшая на свете работа.
Он хрипел и смеялся гортанно и громко
От него пахло вином и потом.
А вкруг лодыжки – пестрая тесемка…
Потом – не помню. Крики ужаса.
Чей-то топор скользнул по шлему.
Подо мной потекла кровавая лужица.
По бедру, затем по колену.
Я закричала. Тяжелое тело
Рухнуло с лошади неосторожно,
Но зацепившись чем-то белым
Проволоклось по камням дорожным.
……………………………….
Лошадь взвилась, я в гриву вцепилась,
Едва удержалась. Ливень стеной
Пролился. Я плакала и молилась
Пытаясь понять, что стало со мной?
………………………………….
Промокнув до нитки, скакала долго.
Порой в дреме, порой в забытьи.
Я потерялась, как в сене иголка.
Рассыпались звуки, чувства мои.
Я была никто. Я слилась въедино
С кобылой, с камнями дороги длинной.
День, как тянущееся andantino,
В жизнь мою врезался узким клином.
Где-то в роще, привязав себя за ногу
К лошадиной ноге, я уснула сразу.
Очнувшись от вкусного хлебного запаха,
Увидела рядом, косящего глазом,
Старого деда. В корзине плетенной
Был виноград и лепешки сытные...
Солнце зашло. На небе темном
Взошла луна и звезды рассыпались.
Дед оставил корзину, ушел молча.
Где-то слышались ослиные крики.
Я жадно ела. Виноград был сочен…
На дне корзинки сушеные фиги,
Немного сыра и две монетки.
Нашла и заплакала – где я, кто я?
Оливы, склонив серебристые ветки,
Слегка листвой шелестели знойной.
Так ночь прошла. Прохладное утро
Меня ободрило. К ручью спустившись
Мы напились, искупались. Будто
На сердце стало спокойней, тише.
Я гладила теплый бок лошадиный.
Как я повзрослела за эту ночь.
Молилась всем известным богиням,
Будто они могли мне помочь.

…Куда теперь? Дом сожжен, родные
Убиты солдатами. Все имущество –
Кобыла, да две монетки. В иные
Земли лучше уйти, чем мучаться…

II
…Я ехала снова по бездорожью.
Сутки, двое, трое, пятеро.
Съела хлеб до последней крошки.
Но назад боялась попятиться.
Солнце по утрам всходило справа.
Садилось слева. В селеньях редких
Кидались камнями мальчишек оравы,
А матери их отдавали объедки…
Потом я дням потеряла счет.
Хитон изорвался. Ночами мерзла.
Иссохшие губы закрыли рот.
Ветер гор и степей щекотал ноздри…
……………………..
Потом предо мной встала река.
Мне даже сперва почудилось – море.
Холодна, привольна и глубока.
Я кобылу хотела пустить на волю,
Но страшно было остаться одной.
Переправу искала довольно долго.
Не нашла. Пробовала песчаное дно,
Да сносило течением – все без толку.
Повернула к восходу, и вдоль реки
Ехала долго. Должно быть, дней десять.
Ночи были хмуро тихи.
Тело совсем перестало весить,
И лошади было легко скакать
По пологому берегу без дороги.
Я научилась в дороге спать,
И поджимать перестала ноги…
Как-то, уже на исходе дня
Встретила несколько странных хижин
Они осторожно встречали меня.
А люди и вовсе встречать не вышли.
Я робко приблизилась к самой дальней,
Той, что стояла у светлой опушки
От этих домиков веяло тайной.
Как от старинной детской игрушки.
… Вышел хозяин. Он был космат,
Темен лицом, как угли глазищи
Я торопливо и невпопад
Показывала, что хочется пищи,
Что спать хочу, что хочу тепла.
Что с миром пришла, что умысла нету.
Что хватит мне небольшого угла,
Чтобы заночевать до рассвета…
Он молча рукой показал – идем.
Завел в убогий, из бревен угол.
Там пахло навозом, парным теплом,
А у стены сложен был уголь.
На рогоже спала большая собака.
В подбрюшье щенки лежали связкой.
Мне опять захотелось плакать.
Кровь стала жаркой, противно-вязкой.
Хозяин дал грубую овечью шкуру.
Их много валялось повсюду
Едва взглянул на мою фигуру.
Вышел. Вернулся с большим сосудом.
Там было молоко – теплое, с пенкой.
Неловко сунул мне в руку хлеб.
Я села в тени бревенчатой стенки –
Ни дать, ни взять – голодный эфеб.
Глотнув слезы с молоком вперемешку,
Я подхватилась с нового ложа,
Выскочила во двор, не мешкая –
Как там лошадь? Моя лошадь?!
Кобыла мирно дремала, уткнувшись
Мордой в ствол огромного дерева.
Растаял сердце стиснувший ужас.
И я хозяину, наконец, поверила.
…………………………………


III
Я прожила там три лунных месяца.
Листья деревьев цвет поменяли,
Потом опали, засыпав лестницу,
Которую мы к крыше подняли.
Я доила коз, варила ужин,
Трепала овечью шерсть на пряжу
Мне было здесь вовсе не хуже,
Мне было здесь, кажется, лучше даже,
Чем в доме, где я родилась и выросла.
Хотя порой по ночам мне казалось,
Все, что было со мною – вымыслом.
Мешала поверить в это - малость –
Оберег на кожаном шнурочке,
Что висел с рождения на моей шее.
Мама его надела дочке,
Чтоб росла здоровой и хорошела.
Когда становилось очень трудно
Я его, как сердце, в кулак зажимала.
… Шли недели. Я счет потеряла будням.
Но должно быть их пролетело немало.
Осень здесь была холодной и ясной.
Бронзовые листья совсем почернели.
…. В тот вечер закат был багрово-красный
Первых звезд дождалась еле-еле.
Мне не спалось. От стука мурашки
Пробежали по коже. С петель сорвали
Дверь. Я стояла в одной рубашке.
В проеме лица чужие мелькали.
Хозяин бледный и страшный вышел
Из клети с большим топором им навстречу.
Все замерло. Где-то шуршали мыши,
Скреблись в подполье. Трещала печка.
К гостям нежданным шагнул сурово.
Я видела, как тряслись его руки.
В сарае страшно взмычала корова.
И оборвался звук тяжким стуком.
... Скотину вывели, а мне надели
Петлю на шею, и за веревку
Неспешно вели к неведомой цели.
Я прижималась к лошади робко.
Мне повезло – она шла рядом,
Высоко поднимала стройные ноги,
Смотрела спокойным внимательным взглядом,
На буки, стоявшие возле дороги,
На рыжую глину, на мою веревку,
На клок сена, на утро сырое.
Мне рядом плакать было неловко.
И я, спотыкаясь, брела за бедою.


Два дня шли лесом, а на третий
Вдруг дождь закончился, и прояснило.
Задул холодный восточный ветер,
И солнце высветило кору на ясенях.
И стало холодно. На дневном привале,
я вгрызалась в твердую, желтую репу,
Те, кто вел меня, задремали,
Перед тем, как войти в ледяную реку.
Репа была сладкой и сочной.
На берегу среди камешков красных,
Я вдруг увидала странный кусочек,
Как будто испачканный охристой краской.
Я подняла его - почти с кулак
Размером, он был тяжел и массивен.
Кусочек золота – добрый знак,
Мне показался еще и красивым.
Проснулся старший, пинками в спины
Спутников растолкал грубо.
Небо было синим-пресиним.
От холода у меня стучали зубы.
Переправлялись. В быстрой реке
Шли – кому по грудь, мне по шею.
Еще хорошо, что шла налегке,
Вцепившись в хвост лошади, рядом с нею.
К вечеру меня охватил озноб.
Дрожала так, словно в скачке бешеной.
Горел костра горячее лоб.
Всё было в бреду, день с ночью смешанный
Превращался в реку, затем в лес,
Затем становился бескрайним лугом.
Тело тяжелело, теряло вес,
Как сквозь воду слышалась злая ругань.
В свете огня искажались тени,
Луна то падала, то взлетала вновь
Увиделась лестница, на ступенях
Стекала струйкой пурпурная кровь
А может гранатовый сок. Показалось
Разбился кувшин, нутро пролилось.
Я стала меньше, чем самая малость,
Я стала прозрачной для всех насквозь.
Казалось, что даже меня не стало,
Что я исчезла в воронку дней.
Пламя костра огнем трепетало,
Тени леса стали видней
На мгновенье. Затем пропали вовсе.
……………………………..
Очнулась – на лицо лился дождь.
Исчезли где-то нежданные гости,
Исчез их страшный, со шрамом вождь,
Исчезли козы, моя кобыла,
Костер погас. Я пыталась встать.
Но не сумела – исчезли силы.
Кричать? Не сумела даже кричать.
…………………………………


Кажется, я тогда умерла. Не знаю.
Может, это была и не я вовсе.
Тонкая корочка ледяная
Памяти стаяла, свечкой восковой.
Умерла. Должно быть.
       Безумным вихрем
Меня несло по дорогам смерти.
Я становилась смерчем, тихо
И пусто было лишь в центре смерча.
Я взмывала, взметалась черной воронкой,
Упадала вниз по стенкам стекая.
Летела птицей, ниточкой тонкой
Паутинкой края ущелья смыкая,
Зависала. Потом была гибель и тьма.
И воскресенье, сродни рассвету.
Как я тогда не сошла с ума –
До сей поры не найду ответа.

IV
…………………………………………
Прошло три весны – вспоминать о них
Трудно. Пожалуй, и невозможно.
Земля неспешно меняла свой лик,
Словно змея старую кожу.
Меня спасли тогда рыбаки.
Они тянули по берегу сети.
Рыбин громадных на остроги
Нанизав. Нашли меня на рассвете.
Принесли в к своим. Лечили травами.
Когда я стала вставать понемногу,
Меня отдали в слуги главному,
Он обращался со мною строго:
Я вела дом, готовила пищу,
Научилась лечить детей и женщин.
Я была тогда совершенно нищей,
Но мне и нужно было все меньше.

В этих местах постоянно были
Какие-то стычки, набеги, войны.
Я не сопротивлялась силе
И стала внутри совсем спокойной.
Месяц за месяцем шли неспешно,
Я перестала ждать чего-то.
Да, мне хотелось домой, конечно,
Но на исходе третьего года
(Я отмечала на куске золота
Начало каждого лунного месяца)
Устав от боли, врагов и голода
На старом дереве хотела повеситься,
Но не вышло:
       Мы шли на восток,
Луна дробилась в ведре с водой.
Вдалеке закурился струйкой дымок
Значит – отдых, значит, покой.
На скате крыши моей кибитки
Воробьи клевали пустые зерна.
Листья скручивались в рыжие свитки,
Было холодно и просторно.
Остановились. Недалеко
В ложбине раскинулась дубовая роща.
Я не стала пить молоко,
И есть отказалась, хоть была тощей,
Поплакала. Вспомнила мать и брата.
Отыскала веревку под старой рогожей.
Я чувствовала себя виноватой
В том, что жива. Каждой родинкой кожи
Я стремилась исчезнуть – зачем мне жить?
Кто я? Никто. Перепелка в поле,
Кобыла тощая –«волчья сыть»,
И те счастливей меня в своей доле.
Заря занималась в тихой степи.
Я медленно побрела к деревьям.
Хотелось спать и хотелось пить.
Земля своим дыханием древним
Меня обнимала. И я на грудь
Старому дубу, молча упала.
Ни вскрикнуть, ни даже толком вздохнуть,
Я не могла, я очень устала.

V
…С места привала послышался шум
Он нарастал, я обернулась
Зашел за разум мой бедный ум –
Степь загорелась - пламя взметнулось,
Как мне показалось, до самых небес.
Крики ужаса неслись над логом.
И я испугалась. Казалось, здесь
Мне оставалось совсем немного,
И вдруг отчаянно горло сдавило -
Жить захотелось. Потекли слёзы
То ли от страха, то ли от дыма.
И я назад побежала к возу.
А степь пылала. Страшной гарью
Заволокло всю округу.
Солнце всходило в тусклом мареве.
Пробиралась наощупь, и даже руку
Свою в дыму не видела вовсе.
Задыхалась, в платок дыша.
Нестерпимо горячими стали волосы.
И вдруг споткнулась о малыша.
Я узнала его – сын слепой знахарки.
Оп плакал тихо, едва слышно.
Я подхватила его на руки.
К себе прижала. Как странно вышло –
Будто сил прибавилось втрое,
Будто открылось второе дыхание.
Будто вот-вот и дверь я открою
В иную жизнь, в иное знание.
Крики и вой стояли над полем,
Я бежала от них наугад
Я рвалась на воздух, на волю.
Страшно было вернуться назад…
И вот наконец в дыму просветы
Проглядывать стали. Я жадно вдыхала
Горелый воздух. Мои штиблеты
В кровь ноги сбили. Она стекала
На сухую землю тоненькой струйкой
Почувствовав боль, я села без сил.
Малыш вцепился в мои руки,
И ни за что с них не сходил.
Чуть отдышавшись, я заметила,
Что ветром дым уносит в сторону.
Опять увиделся – я словно бредила -
Дворец прохладный и просторный.
Стены мраморные, вода в кувшинах…
… Пить хотелось. Потрескались губы.
Обняв покрепче знахаркина сына
Я молчала. Мальчонка глупый
Смотрел без страха и как-то доверчиво
Я шепнула – Потерпи, милый.
Авось доживем с тобой до вечера.
Только идти были бы силы…
……………………………………
К вечеру мы добрались до речки –
Напились и почти мгновенно уснули -
Жаль, отужинать было нечем.
……………………………….
А потом дни потянулись

Один за другим – похожи, как братья.
Мы брели – куда? И сами не ведали.
Зажили ноги. Износилось платье.
Порой голодали. Редко обедали.
Шли мы от селенья к селенью
Туда куда солнце на ночь скрывалось.
Самой себе казалась я тенью
И уже ничего не боялась.

VI
Лето млело. Днем было жарко,
И только совсем уже ближе к вечеру
Нам с Дади – сыном знахарки –
Идти становилось заметно легче.
Мы с ним подружились. Он был смышленый,
Смешной мальчишка лет трех от роду.
Ловил жуков в траве зеленой,
Коз в деревнях дергал за бороды.
Смотрел, как я строю шалаш
Для ночлега, чтоб дождь не мочил ночами.
За костром следил, как верный страж,
Иногда становился тих и печален –
Вспоминал родных.
И мне стал родным.
Может сыном, а может быть братом
Мы днями упорно шагали с ним.
Туда, где я родилась когда-то.

…………………………………
И вот опять впереди река.
Местные называли ее Истром
Он омывал свои берега
Течением стремительно быстрым.
Места были совсем малолюдны.
Но вот набрели на одно селенье,
Что у протоки с большой запрудой
Спряталось в роще, тихой тенью.
Там мы остались на зиму – повезло:
В небольшой землянке на самой окраине
Нас приютил старик, без лишних слов…
… По вечерам он играл на окарине –
(Это такая глиняная флейта),
Готовил отвары из тростника,
Сушил травы, собранные летом.
И, мне кажется, колдовал слегка.
Мы прожили зиму очень дружно –
Помогали ему, чем могли.
Я часто говорила, что нам нужно
Добраться до милой моей земли.
Я вспоминала теплое море,
Оливы, в прохладной рощице рядом…
Старик никогда со мной не спорил,
Смотрел внимательно долгим взглядом.
Он узнавал мой язык,
И говорить на нем пытался.
Малыш совсем к нему попривык.
И, кажется, с радостью бы остался.
Но я стремилась домой. Пусть
Меня не ждет там никто, но силы
Неведомые мне звали – в путь.
…………………………..
Я повзрослела. Стала красивой.
Меня хотел взять замуж один
Из здешних. Но я об одном мечтала –
Придет весна, и мы улетим,
Как птицы, как ласточки. Я пристала
К хозяину как-то с расспросами. Был
Он хмур и как-то очень серьезен.
Говорил, что у нас не хватит сил.
Что надо прожить еще пару весен,
А после уж в путь. Но я не сдалась.
И выпытала у него дорогу.
И с первым теплом с малышом собралась.
Нам нужно было совсем немного…
Старик собрал нас в дорогу, как мог:
Припасы, одежду, травы целебные.
Ранним утром отвел за лог
Разломил на дорогу лепешку хлеба –
Половину бережно за пазуху спрятал.
Половину мне положил в котомку.
Пахло влажной землёю, мятой
В траве стрекотали кузнечики громко…
Простились. Я плакала. Дади долго
Махал рукой ему, как родному.
А мне, словно в сердце впилась иголка:
Что ждет там нас? Что будет там, дома?


VII
Не хочу рассказывать – было трудно
Брести с ним, с маленьким в неизвестность.
С едой тоже бывало скудно.
Благо лето настало. И эта местность
Все-таки была обжитой. Мы шли
По холмам едва заметными тропками.
Встречали пастухов – они пасли
Стада. Я давно перестала быть робкой,
И к ним за помощью обращалась часто.
Они угощали нас молоком, сыром
Иногда даже хлебом и жареным мясом.
И всегда отпускали с миром.
Пять долгих месяцев, каждый день
Мы приближались к желанной цели.
Прохладу давала деревьев тень.
Трава стелила щедро постели.
… И вот знакомые места начались –
Земля стала каменистой и красной.
Олив знакомый серебряный лист
Казался мне желанным, прекрасным.
И Дади доверчиво бежал за мной.
А я в нетерпенье шаги ускоряла.
Домой! Неужели вернусь домой!!
Я сама не своя, казалось, стала.
И как-то к вечеру далеко впереди
Голубая полоска вдруг показалась.
- Гляди! – кричала я, - Погляди!!
Заплакала, и тут же смеялась.
-Гляди! – Я посадила его на плечи,
- Гляди, хороший, - это море.
Теперь бояться вовсе нечего,
С тобою дома мы будем вскоре!
Еще неделя по бездорожью.
Почти без еды, почти без сна.
Но я не боялась – знала - поможет
Мой добрый гений. И я не одна.
Наконец, с холма мой город открылся
Как Афродита, из моря он вышел.
И белой пеной вокруг разлился.
Синели ставни, темнели крыши.
А в небе белели облаков заплатки.
Я любила мир этот всей душой
И знала, что все теперь будет в порядке.
Все будет как надо. И хорошо
Это – Богов великая милость.
Я ощущала себя его частью!
Скитанья кончены, я возвратилась
К себе самой, к жизни и счастью.