Пунцовый бархат
запотевшего стекла,
в мечту о росе в лучах
рассветного солнца
уводящего свет задних фар
ночных машин…
Он неожиданно преображен
в переливающемся воображении воды.
На испарине
троллейбусного стекла
змеи «ничто»,
как на плате оловом,
чистой пустотой
оставляют след полной
ясности
в черную дыру ночи.
Туман мельчайших капелек,
и в нем извилистые морщины
полоза смерти.
1992