Беспамятство
Не решаюсь писать почему-то,
Слишком горькая, видимо, тема.
Но для многих-то нынче, как будто,
Наша память – совсем не проблема.
По соседям карабкаясь выше,
По-акульи хрустя челюстями,
Криков здравого смысла не слыша,
А историю зная – частями,
Нахватались словечек: «совдепы»,
«Коммуняки», «совки» – и забыли,
Как горели приволжские степи,
И решалась судьба: или – или…
То ли жить нашей Родине вечно,
То ли сгинуть в позоре бесславном…
Ах, как время, увы, быстротечно,
Ах, как память порой неисправна…
Вот и стали мешать обелиски
На порушенной братской могиле…
Наплевать присосавшимся к миске,
Как «совдеповцы» Гитлера били,
Как вставали тогда «коммуняки»
В полный рост из окопов под пули,
Шли «совки» в лобовые атаки…
И ни тех, ни других – не согнули!
Потому и пишу, чтобы дети,
В чьих сердцах ещё что-то святое
Остаётся, не жили на свете,
Мёртвой хваткой вгрызаясь – в пустое!
* * *
Кровавой битве – не конец!
Послевоенное рожденье,
Но – искалеченный отец,
Что обостряло ощущенье:
Кровавой битве – не конец.
И пролегает через сердце
Любая кровь, чужая боль,
Дух конкуренций, дух коммерций,
Здесь вовсе не играют роль.
Живою кожей ощущаю,
Как надвигается беда,
Причём, не менее большая,
Чем та, далёкая, когда
Затихли голуби под крышей,
На грани мира и войны…
И не дай, Бог, кому услышать
Той, предвоенной тишины!…
* * *
Ленинградский метроном
Синхронность биенья слабеющих наших сердец
Была обеспечена ритмом того метронома,
Чей звук всем далёким от музыки – странно знакомым
С тех пор остаётся, когда замолчал, наконец.
И если не в лад начинали сердца трепетать,
И если от слабости падали в брадикардию,
Тик-так метронома в момент устранял аритмию,
И биться сердца в унисон начинали опять.
Когда же настолько слабела сердечная нить,
Что вдруг умолкало в груди у кого-то биенье,
И чья-то душа отлетала беззвучною тенью –
Как колокол, тот метроном принимался звонить.
* * *
Братские могилы
Развезло, подойти невозможно без риска,
Тёмно-серый гранит, нарисованный крест…
Это братских могил по стране обелиски:
Подобротней, попроще – зависит от мест.
Наклонюсь и суровый гранит поцелую,
Чуть притопленный в талой стоячей воде…
Безымянными лёгшие в землю родную,
Вас припомнят едва ль и на Страшном Суде…
* * *
Памяти павших воинов
Защищая людей от фашистской чумы,
Полегли наши парни в эстонскую землю…
Что творится теперь – я душой не приемлю!
Даже если навеки рассорились мы,
Даже если былые столпы сметены,
Даже если в ходу золотые кумиры:
Уваженье к убитым на поле войны –
Неизменно в душе у доживших до мира.
Надругаться над памятью павших бойцов –
Это свойственно варварам и мародёрам,
Растоптавшим деянья героев-отцов,
И навеки себя очернившим позором.
А фашистко-нацистскую гнусную суть
От потомков не скроет словесная муть!
* * *
Петергофский Самсон
Все дворцы, фонтаны и газоны –
Были восстановлены опять.
Только Петергофского Самсона –
Так и не сумели отыскать.
Так случилось: те, кого послали,
Статую зарыли в глубь земли,
Но внезапно под обстрел попали –
И с собою тайну унесли.
Там стоит теперь двойник Самсона,
А оригинал – в земле зарыт…
Могут любоваться – миллионы,
На фонтаны, бьющие в зенит.
* * *
Связующая нить
То, что умирают ветераны –
В сущности, естественный процесс…
Это не цинично и не странно –
Страшно то, что будет после – без…
Без людей, запомнивших навеки,
Как оно бывало, без вранья…
И когда сомкнёт последний веки –
Примем груз на плечи: ты и я…
А по силам ли – покажет время.
Сохраним ли правду или нет,
Вынесем ли тягостное бремя
Тех, не нами добытых, побед.
Непонятно, дымом ли, туманом –
Застилает мирный горизонт,
Там, за ним – невидимые страны,
Для кого-то – и сегодня – фронт.
Память – это, самое святое –
Сможет ли, сумеет сохранить?
Чтоб за современной суетою
Не порвать связующую нить…
* * *
Когда-нибудь…
Когда-нибудь такой настанет миг,
Наверное, для мира – роковой,
Когда умрёт последний фронтовик
Великой, незабытой, Мировой…
И ляжет тяжким бременем на нас –
Воспоминаний тяжесть – не своих.
Неловко повторять чужой рассказ –
И не услышать больше – лично их.
* * *
Мой микрорайон
Даже верится не сразу в то, что здесь когда-то фронт
Проходил, и дым струился в небо синее, чадя…
А в домах послевоенных часто делают ремонт:
Слишком быстро штукатурка раскисает от дождя.
Ну, не знали современных технологий – потому
Штукатурили – и краской – сплошь в пастельные тона.
Мир окраинный томится в ностальгическом дыму.
А ночами часто снится непрожитая война…
* * *
Горькие вопросы
А сколько ещё поколений сойдёт
В планету свою, как в могилу,
Чтоб вовсе из памяти выгнал народ
Страну, что тогда победила?
Уйдут ветераны, примкнувшие к ним –
Блокадники, прочие "дети"…
Развеется памяти яростный дым –
Кому это надо на свете?
Страна потребленья, не хуже других!
Не то, что Союз заклеймённый…
Герои? Погибли! И память о них
Исчезнет, как наши знамёна.
Покроется плесенью где-то в глуши
Давно позабытых музеев…
Кричи – не кричи и пиши – не пиши!
О прошлом едва ли жалеем...
А если когда-нибудь новая рать
Придёт на руины державы,
Сумеем найти мы, кого снаряжать
Для доблести, чести и славы?..
Печальных вопросов – сегодня не счесть.
Ответьте, что надо, что будет:
И память, и доблесть, и слава, и честь –
И гордые, чистые люди!
* * *
"Граждане, при артобстреле…"
Люди, худые и в теле,
Под ноги смотрят бесстрастно:
"Граждане, при артобстреле…"
Где же сегодня опасно?
Улица, рынок, кафешка…
Взрывы, и взрывы, и взрывы…
Люди – разменные пешки –
Пьют иностранное пиво.
Вот, дождались: секонд-хэндом
Кто-то фарцует законно.
Ждать ли тебе хэппи-энда,
Город пятимиллионный?
* * *
Блокадная буханка
Мой дядька – душа нараспашку –
Однажды спросил, после "ста":
"Вот ты обучилась, племяшка,
Наукам – теперь не проста!
Скажи, рассуди: понапрасну
Я мучаюсь тридцать годков,
Как будто со мной ежечасно –
Те трое простых пареньков?
Пред кем я за это в ответе?" –
Спросил с напряжением жил:
"Убило ребят на рассвете –
А я – только днём доложил…
Взял хлеба сырую буханку:
Их доля в комплекте с моей,
Бушлат запахнул и ушанку –
Ну, хлебушко! Душу согрей!
И хлеб, мою грудь согревая,
Довёл из Кронштадта, по льду,
Туда, где маманя – живая,
Но с голоду, будто, в бреду…
Щепотку к губам подносила,
Глотала, глуша забытьё,
И словно, тех мальчиков сила
Светилась в глазах у неё…
Быть может, с той самой буханки
И бабушка есть у тебя…"
А пальцы, в ожогах и ранках,
Метались, "бычок" теребя…
* * *
Солдату
Мы падаем вниз и взмываем отвесно и круто:
Мы снова – на той, на гражданской, на вечной войне.
И сам не проверишь укладку своих парашютов –
Потом на кого-то пенять – бесполезно вдвойне.
Две крайние точки: герой или сволочь. А между:
Огромная масса руды, недоделка, сырца…
И очень зависит от сути вселённой надежды –
Какие эмоции эти наполнят сердца.
Останутся в памяти – прочерк меж датой и… датой,
Вождей имена – проклинаем он или воспет…
И бременем тяжким – вся кровь – на руках у солдата –
Куда уже проще – он слова не скажет в ответ.
Условны деления: Азия или Европа…
И кто от тебя за какой-то неясной чертой?..
А самый святой – тот солдат из гнилого окопа,
Кормивший тифозную вошь – своей кровью святой…
* * *
Ленточки георгиевской свет,
Чёрно-золотое оперенье
Орденов – свидетелей побед,
Под знамён величественной сенью!..
"Дым и пламень" – символом войны,
Доблестного подвига, геройства –
Людям, что войной обожжены,
Дарит чувство истинного свойства.
Новая идея на миру:
Дать кому попало, не по праву…
И трепещет лента на ветру –
Жалкий, полинявший символ славы.
На антеннах мчащихся машин,
В мусоре народного гулянья…
Нет для профанации причин,
Кровь и смерть – не повод для кривлянья.
* * *