– У всего живого своё небо. Львиное, жирафовое, гиппопотамное. Орлиное, журавлиное, куриное. Змеиное, тарантуловое, муравьиное. Секвойное, шиповниковое, маковое. У каждого человека своё небо. Бабье и мужицкое, пацанячье и девчачье, младенческое и внутриутробное, – думает Кондратий, с утра пораньше выгуливая свои идеи на балконе.
Маловато места на балконе, но для выгула идей ему хватает.
– Кондраааатиий! – слышится из комнаты. Это мама. Она хочет накормить сына завтраком.
– Ты же знаешь, я не ем утром, – говорит Кондратий, задумчиво наблюдая за игрой двух маленьких девочек.
Они совсем не похожи друг на друга. Одна, наверное, будущая Шагане – жгуче брюнетистая, резвая, с миндалевидным разрезом глаз. Другая – Констанция Бонасье в исполнении Ирины Алфёровой. Нежная, светлогривая, и "ступает будто пава…". У обеих в руках связанные воедино разноцветные шары. У Констанции – огромная охапка красных, жёлтых и зелёных шаров. У Шагане – два небольших фиолетово-белых пучка. Она ими орудует, как красотка из группы поддержки спортивной команды. Констанция ведёт себя иначе. Наденет связку шаров на голову, наподобие короны и дефилирует по двору мимо своры собак, лениво греющихся на солнышке.
– Шарики похожи на модели молекул. По какому принципу каждая из девчонок выбрала себе именно эти шарики? – постукивая по перилам указательным пальцем, размышляет Кондратий.
Шагане, тем временем, хохочет, прыгая по огромному старому колесу, которое какая-то изобретательная бабушка приспособила для роста петушков. Они только зазеленели, но будущая Шагане в порыве эмоций их затоптала.
Констанция останавливает её волевым движением руки. Шагане ещё балансирует на краешке колеса, но теряет равновесие, спрыгивая на землю.
– Неправильно себя ведешь, – важно говорит белокурая девчушка, приподнимая над головой шарики и поправляя спутавшиеся волосы.
– А как правильно? – интересуется черноглазая, с трудом заставляя себя не прыгать.
– Не забывай, мы играем в актрис. А ты совсем заигралась и сейчас – без сознания, – говорит Констанция.
Шагане воспринимает её слова, как призыв к действию – скачет, корчит рожицы, хаотично размахивая шариками.
Мимо девочек проходят их сверстницы. Идут, как взрослые, покачивая бёдрами и хихикая, глядя на какого-то пьяного, что хватается руками за воздух, вероятно, в попытке удержаться от падения.
– Гляди, его кондратий взял, – говорит одна из компании девчушек.
– Этот пьяница сейчас сорвёт наши кулисы, – с возмущением произносит Констанция.
– Интересное кино. Только что время выпустило девочек на несколько минут из тюрьмы. А они чёрте чем занимаются, не зная, что в их песочных часах однажды вырастет гора Фудзияма, на вершине которой им придётся забыть про шарики, кулисы и меня, – размышляет Кондратий.
– Кондрааатиий! Сколько можно унавоживать балкон своими мыслями? Лучше иди послушай, как играет на гитаре мальчик, – зовёт мама.
– Я и здесь слышу, как звучит этот тромбофлебит гитарных струн, – отзывается Кондратий.
Шагане, услышав его слова, разрушает своим идиотским смехом корону на голове Констанции. Красный шарик лопается и белявка, подпрыгнув от неожиданности, восклицает:
– Ой!
– Это всё Кондратий! – тычет пальцем на балкон Шагане.
– Купил Кондратий парочку идей у маленьких и глупеньких детей. И ждёт в ответ молчание на сдачу, – продекламировал Кондратий, величественно удаляясь с балкона.
– Мне есть захотелось, – слышится с улицы голос Шагане.
– И мне, – вторит голосок Констанции.
– Я тоже проголодался. Но есть не буду, – отмечает Кондратий, – Пусть голод будет мне оружием для добычи новых впечатлений.
Он уходит с балкона и садится за компьютер.
– Ты бы лучше на работу устроился. Сколько можно растить идеи на постном масле? – бурчит мама.
– Мама, в этом мире всё – работа. Даже безделье. Вот скажи, смогла бы ты работать бездельницей?
– Такая работа не для меня. Мне надо что-то делать, – отвечает мама.
– А я работаю бездельником. Причём, даром. Ты даже не представляешь себе, насколько это трудно.
– Хорошенькое дело – даром. А кто тебя одевает и обувает? Ешь, пьёшь, ни за что не отвечаешь…
Кондратий закрывает глаза. На внутреннем экране появляется сцена в виде песочных часов, где почти до потолка насыпана огромная гора. Девочки с шариками, их сверстницы и пьяный мужчина взбираются на нее, пока им подыгрывает на гитаре какой-то толстый мальчик. На заднем плане сцены неподвижно стоит безумный Купидон в капюшоне, держа в руках серп и молот, и изображая нелепую смерть от любви к труду.
– А кто, кроме меня, отвечает за то, что я сейчас вижу? – размышляет Кондратий, ощущая огромную тяжесть на сердце и невыносимую ответственность за всё, что происходило этим утром…
На фото - модель молекулы ДНК