Под ним острые камни, и он на острых камнях лежит в грязи.
Он кипятит пучину, как котёл, и море претворяет в кипящую мазь;
оставляет за собою светящуюся стезю; бездна кажется сединою.
(Иов.41:22,23,24)
Матросская бухта всклокочена
Сердитым волнением синей смоли,
Ржавым шумом цепей, глухим
Хрипением швартов, треском
Дубовых тазов. Мелькают,
Мотают раскалёнными головами,
Грузные маяки, зоркие деревья,
Въевшиеся корнем в скалы,
Хребты, гребни стегозавров.
Гулкие чайки солёного ветра
Лепечут сказы о неведомых
Землях. Притоны, бочки,
Бочки трубок, корни трубок
Зажаты в кукурузных зёрнах
Матросских зубов, дымятся
В седых кружевах бород.
В чёрных водах шипение.
Взрыто чешуйчатое брюхо
Зевающего в муках Левиафана
Рыболовным крючком якоря.
Матрос жрёт глазом чудовище,
Прикладывает бурые ноздри
Поочерёдно к натабаченной
Анатомической табакерке,
Шмыгает бурой ноздриной.
Мерцает отсвет газовых
Фонарей и палубных ламп
На лощёной гладкой ледяной
Чешуе взрытого Левиафана,
Хвост вяло змеится, плещется,
Метёт по палубам, пирсу,
Рана хлебает смоль солёной
Разжиженной ночи триумфа
Над водной непокорной стихией.
Чердачные мальчишки слезли
С чугунных остовов кроватей,
Пружиня шкодливо, визжа радостно,
Высыпают крупным бисером,
Дожёвывая пирожки домашние
С сочными рыбьими потрохами
Испечённые до румянца
Взмыленными матушками,
Жёнами матросскими.
Болезненно жёлтый свет тесных
Комнат, вываливаясь, хлещет
На неуёмную толпу. Портвейна
Хмель призрачно витает, бьёт
По вихристым головам изнутри.
Морской дьявол ущербно воет,
В плясе толпа теряет головы,
Теряет руки и костыли в вихре
Обезумевшего танца у берега
Ноющего Океана и Левиафана.
Маяки, будто совы, до вывиха
Вертят горящими головами.
Им бы всё взглянуть,
Им бы всё дивиться.
Рисунок: Joseph Mallord William Turner
Shields, on the River Tyne (1823)