Колокол, колокол, колокол, холокост.
Волоком мое сердце по мостовой.
Около тополя молча стою, прирос,
Слушаю катастрофы собачий вой.
Так завывало местечко – пади во рвы!
Мать закрывала Арона, но толку – чуть.
«Хальт!» - нет Абрама и Сары среди живых,
Яков, Иосиф, Рахель больше не живут.
Залп, и закрыл глаза Рабинович. Все.
Как умолял и плакал трусливый Кац!
Воет сирена, ветер песок несет,
Воздух налит свинцом – клац-клац-клац, клац-клац.
Мазур – старик, седовлас и могуч, как дуб.
Он по привычке ведет диалог с Творцом:
«Ты так решил? Хорошо, я сейчас уйду!
Только с каким Ты встретишь меня лицом?..
Хая! Ты дверь закрыла? Как это - нет?
Сколько тебе говорю, ты всегда вот так!
Хая, через минуту наступит смерть,
А у тебя на кухне, поди, бардак!..
Малка, станешь полынью, глаза закрой!
Залман, не прячься, стой, ты уйдешь ручьем!
О, зохен вей, Соломон Давыдыч, о боже ж мой!
Я бы назло не умер, но мы умрем…»
Ров через край, и тоска моя велика.
Время не зашивает такие швы.
Воет моя сирена издалека
Для уцелевших, Хаечка,
для живых…