На сером бархате искрятся запятые
тяжелых капель стылого дождя.
Стоят под ним дома, как понятые,
о частной сопричастности твердя,
моргая окнами слепых клетей-конюшен -
альковов, спален, кухонь. И на них
готовят, может быть, последний ужин,
и пишут, может быть, последний стих...
Амур устал. Закончились патроны.
Застыл "Миг-2" на взлетной полосе.
И заграница сумеречной зоны
являет ночь в торжественной красе -
из темноты, невежества и хлама,
из ненависти смелых эпиграмм,
где - реквиемом - немота рекламы
и глухота гламурных сытых гамм,
из запахов страдания и пота,
назло дневной глухонемой толпе -
вот чья-то незатейливая рвота -
восьмиугольным знаком на тропе...
Усмешка вечера. В искривленном углу
погас фитиль намокшей сигареты.
Таверны пьяной гомон душит мглу,
отбрасывая тень на парапеты...