Она

Олеся Рудягина
И,все ж таки, она зацвела! -
Моя высокомерная гордения
совсем, было, замучила меня
упрямым отторжением тепла:
сто раз бутоны сбросила на пол,
сто раз цветенье отменила гордо,
ну, разве что из дома не ушла,
стряхнув с корней земли горшечной прах.

И, все ж таки, она зацвела,-
печальная, пугливая, чужая,
томящая подобием живым
замёрзших в жаркий полдень детских губ,
собравшихся в бутон для «чмока» в щёчку.
Когда сегодня я пришла полить
моих друзей сговорчивых весёлых,
обиженно не глянув на неё,
она вдруг протянула мне к лицу
не-ве-ро-ят-ный
трепетный цветок,
почти прозрачный
ароматом счастья, и тихо прошептала: «Не сердись.
Вот! Понимаешь?!
Я. Люблю. Тебя.»