Второе пришествие
День начался продажей новеньких икон,
Плакатов с девками, Шварценеггером и Рокки.
Он был обычным историческим деньком,
Как и любой другой в эпоху перестройки.
Кипели страсти, было шумно, многолюдно,
День оставлял в глуши истории свой след.
И всё бы было ничего, когда б к полудню
Не появился этот парень на осле.
А перед ним ополоумевший священник
Елозил длинной, белой рясой по грязи
И в исступлении вымаливал прощенье,
Что не готовы для грядущего стези.
Громадная толпа, вопя: «Осанна!
Спасителю осанна! Мужики …»
Перед лицом новоявленного бросала
К копытам ослика штаны и пиджаки.
Калеки, как за льготным дефицитом,
Рвались, ломая друг о друга костыли,
В надежде, что он все грехи простит им
И, прикоснувшись, все болезни исцелит.
С рождения слепые прозревали.
Глаза тараща на открывшийся Содом,
С ума сходили и оттуда попадали
Кто в КПЗ, кто в сумасшедший дом.
ОМОН приказа ждал, ему плевать на милость.
Начальник лоб напряг, из рупора грозя.
И по кольцу его извилины носилось:
Как …? На осле тут можно ездить, чи низзя?
Так и стоял он, не найдя ответа,
Пока народ ни подвалил и ни присел
К ступеням здания Верховного Совета,
Где заседали депутаты ССР.
А парень слез с осла и прямо в двери.
Но там его спросили: «Ваш мандат.
Покаж мандат, тогда тебе поверим.
А нет мандата, повертай назад».
Толпа взроптала. Тут же вышел представитель
И попросил - чтоб не шуметь и не ропщать,
Мол, голосуют, так что малость подождите
Пока решат – пущать его, аль не пущать.
Пустили в зал его и к микрофону тоже.
Представьтесь, говорят, кто вы такой?
А он ответил им, что, дескать, он - Сын Божий
И в потолок при этом показал рукой,
Что он оттуда сверху видел всё и слышал,
Благословил его Отец – мол, сам смотри.
А что творят они, едят кого, чем дышат -
Всё записал Матфей в «параграф двадцать три».
Тут возмутились все, взорвался криком зал:
«Гнать самозванца! Ну какой с него Христос?!
Глянь, у него вон борода, как у козла,
И нос кривой, а сам туда же – на престол.
И что ещё он мелет про распятье?
Ладони в шрамах – это не престиж.
И гвозди бьют, как правило, в запястья,
А на ладонях долго так не повисишь».
Все повскакали с мест, как будто гнус их донял,
Начав дебаты (на словах не передашь).
Одни кричали: «Гвозди нужно бить в ладони!»
Другие: «Нет! В запястья только … и шабаш».
Встал председатель, затрезвонили звоночки,
И успокоил всех, словами покарав.
Внёс предложение: «Распять его и, точка.
И сразу станет ясно – кто из вас не прав.
К тому ж мы можем запросто проверить –
Кто он такой и с кем он там в родстве …»
Зажглось табло: «За» – двести тридцать девять.
И «против» есть, но, как обычно, в меньшинстве.
Не грянул гром, не потемнело небо.
Завесу в храме пополам никто не рвёт.
А парень тот исчез, как будто не был.
И он теперь навряд ли к нам придёт.