Ох, башка, ты что-то плохо варишь…
Не пойму, дожив уж до седин, –
Гражданин я или же товарищ,
Иль, с утра пораньше, – господин?!
Ну, «товарищ» – с молоком впиталось,
Ибо долгих семьдесят годков
«Наше слово гордое» казалось
«Нам дороже всех красивых слов».
«Гражданин» – звучало посуровей,
Словно вихрем дунула зима;
Был намёк зловещий в этом слове:
Ордер, обыск, следствие, тюрьма…
А ещё велась такая мода:
Проливая щедро кровь и пот,
Почему-то «слугами народа»
Величали мы своих господ.
Испарилась рыцарская удаль,
Задубела дамская душа…
«Слышь, мужик!..» – привычнее,
чем «сударь»;
«Женщина!..» – милей,
чем «госпожа».
То в Европе – «леди», «джентльмены»,
«Сэр», «месье» и уйма слов других.
А у нас – «товарищи» и «члены»,
Без различий узкополовых.
Мы на равных дружно грязь месили,
Становясь Героями Труда.
…Вдруг с утра по радио России
Прозвучало гордо: «Господа!..»
Это нам?! – ушам своим не верю.
Это мне?! – аж ёкнуло в груди.
Наконец раба в себе похерю!
Выползай, ничтожный, выходи!
Взмах руки – и нет в стране свободной
Нищеты, талонов, голытьбы!
До чего же, братцы, превосходно
Господином стать своей судьбы!
…Но когда в пустых карманах шаришь
Иль плюёшь уныло в потолок,
Понимаешь: ты ещё – товарищ,
Как сказали б юные, – «совок».
Октябрь 1991 г