Диалоги
Действующие лица:
Аниций Манлий Торкват Северин Боэций – бывший магистр всех служб в королевстве остготов
Теодорих Великий – король остготов
Амаласунта – его дочь
Флавий Магнус Аврелий Кассиодор – чиновник королевства остготов
Стражник
Автор
Хор. Первый, Второй.
.
Пролог
Первый Зал полон?
Второй. Явно больше двух.
Первый Наверно съехалось полмира.
Кто?
Второй (Смотрит в бумажку). Автор.
Первый Пусть ласкает слух.
Зови-ка этого Шекспира.
Автор Не напуская умный вид,
Пишу, домучиваю драму
Все про одну и ту же даму,
Что за спиной с косой стоит.
Нет, не за мной, за мудрецом,
Философом, надеждой Рима.
Но время проскочило мимо.
Где старый сад? Где милый дом?
В стране, которой правит гот,
Смысл не в философе, в солдате.
А мысль, если и придет,
Растворена в надмирной вате.
Пишу. Всему придет черед,
Как палица падут завесы….
Пока все живы: Манлий, гот,
И даже автор этой пьесы.
(Уходит).
Первый
Мы вызвали вас просто так.
Вы как пришли, так и уйдете.
Треть мыслями еще в работе,
Другим же - зрелищ на пятак.
Вы разучились слезы лить,
Бездарность отличать от гения,
Зато все знают, как любить,
Но лишь в пространстве,
Не во времени.
(Второму). Ну что молчишь?
Давай, простак! Сейчас объявит всю бодягу.
Второй Ну, значит, так…
Первый Пойду, прилягу,
Пока он вспомнит.
Второй Значит, так.
Первый О, боже, доставай бумагу!
Второй Блин! Помолчи хотя б чуть-чуть!
Меня ты с мысли все сбиваешь.
Первый С чего, с чего? Ты удивляешь!
А где нашел ее?
Второй Забудь.
(Достает бумагу. Читает.)
Пятьсот двадцать четвертым годом
проходит действие. Тогда
Рим был уже лет сто под готом.
Власть варваров всегда беда,
Как правоверным труд в субботу.
Но, впрочем, Теодорих был
Правителем гуманным. Римлян
Не то, что б очень он любил,
Ценил, скорее. (Первому, который хочет что-то вставить).
Помолчи, блин!
Первый Все блин, да блин. Даю поруку,
Остготы больше знали слов.
Есть варвар, что готов с основ
Грызть незнакомую науку.
А есть другой, что словом «блин»
Все мироздание опишет…
(Про себя).
Как говорит, и говорит, как пишет!
Второй Наверно, ты у нас такой один.
Ну, не мешай.
Был мудр Теодорих.
Из римлян он Боэция призвал.
Тот был философ, богослов, историк.
Первый И стоик, идиот. Как я устал!
Второй (Машет рукой).
Он быстро стал магистром. Идеал
Правителя: мудрец, ученый, знатен,
Богат, чтоб воровать, умен, чтоб пить.
Потом Кассиодор, его приятель
Министром стал… Такое натворить
Они б могли… Мы б жили в коммунизме
Уже лет двести, но пришел навет,
И наш герой при всей своей харизме
Не начал слезы лить и клясться – нет,
не виноват, клянусь, что с Византией
Не связан был, что не встречал послов.
Да, были мужики тогда другие…
Первый На нынешних напыщенных ослов,
Наверно, не похожи?
Второй Как случится.
Но Теодорих шуток не любил.
Боэций схвачен, заключен в темницу,
И, видимо, последний час пробил
Над светлой головой его.(Без бумажки) И пьеса,
Написанная, этим, как его?.
Первый Быть может, автором?
Второй Да? Интересно.
Первый И больше, блин, не знаешь ничего
Второй. Я все сказал.
Первый Нам это очень лестно.
Равенна. Век шестой с рождения Христова.
Боэций обвинен в измене, он в тюрьме.
Уже был суд и приговор суровый.
Эй, занавес! И побыстрее мне!
Второй (Уходя)
Ты, как младенец, спишь, Равенна,
У сонной вечности в руках.
Первый падает.
Диалог первый
Темница. Боэций что-то пишет. Входит Теодорих.
Боэций Приветствую тебя, король всех римлян
Теодорих. Привет, друг мой. (Садится). Давай поговорим.
С твоею смертью обеднеет Рим,
Но ты стремишься к ней неотвратимо.
Ты хочешь умереть?
Боэций. Не думаю.
Теодорих. Так что ж?
Боэций. Хочу еще Боэцием остаться.
Теодорих. Ты не похож на готов.
Боэций. Не похож.
Теодорих. Со смертью мы умеем разбираться.
Коль близко враг, то в горло острый меч,
Коль он сильнее, драпай без оглядки.
А можешь, ловко поиграй с ним в прятки.
Ну, в общем, сделай все, что б жизнь сберечь.
(Смотрит на Боэция).
А если предал друг, то смерть ему,
Чтобы вовеки неповадно было
и римлянам, и готам даже в мыслях
с врагом якшаться…
Боэций. Это очень мило,
Но я не предавал.
Теодорих. Так почему
Высокий суд тебя в тюрьму отправил?
Боэций Суд звался Теодорих?
Теодорих. Ни к чему
Ни имена, ни званья.. Важно то, что ты
и не пытался оправдаться,
не пожелал суду двух слов сказать.
Боэций. Я должен был для этого назвать,
Людей ко мне приехавших с Востока?
Теодорих. Что с ними ты не пожелал и знаться?
Или отправил их домой до срока?
Боэций. Я принял их, и в дружеском кругу
Проговорили мы всю ночь, наверно
Теодорих. А где они сейчас? Не знаешь? Скверно
Боэций. Я знаю, но признаться не могу.
Теодорих. Они тебе так дороги?
Боэций. Они…
Не в этом, впрочем, дело, Теодорих.
Коли б я мог предать их, почему
Тебя предать не смог бы? Наши дни
полны соблазнов. Я еще историк,
и знаю, что предательство – чума,
несущая смерть сердца и ума,
И страх рождает и бесстыдство. Столько
Предателей я видел вкруг себя,
Что не хотел бы быть на них похожим.
Теодорих. Хорош твой монолог, но все же, все же.
Подумай, в подземелье мы одни,
И ни одна собака знать не будет…
Боэций. Знать буду я, того довольно. К людям
Пока себя причислю. Счет на дни
Пускай идет, но род мой не забудет
Что Северин Боэций не предатель.
Теодорих. Ну, будет, будет. Все сказал, приятель?
Да, неплоха была у Рима знать.
А варвар все фамилии, как дятел,
Долбил бы день, заглядывал в глаза…
Но почему ж тогда великий Рим
проигрывает нынче бой за боем
всегда чуть пьяным, грубым, недостойным,
неграмотным соратникам моим?
Молчишь, иль в прошлой жизни все сказал?
Боэций. И сам не знаю. Есть всему черед.
Пора пришла – и роза отцветет,
Дав жизнь новую чертополоху.
Теодорих. Чертополоху, говоришь? Неплохо.
Но ведь она стояла пять веков.
Боэций. Бери побольше раза в три, наверно.
Ромулу полторы тысячи лет…
Ну, значит, что закон Земли таков –
Бог времени на все дает ответ
И отцветает лист, как поколение,
Как нация, как государство, вот.
Теодорих. Так значит, что придет и наш черед?
Боэций. Да, Теодорих, это без сомненья,
Но, может, век иль пять в запасе есть,
А, может, и тысячелетье будет,
Но час пробьет, придут другие люди,
И нет спасенья, и бесплодна месть.
(оба молчат)
Второй. Чего-то я не понимаю здесь.
Мне кажется, что Теодорих склонен
простить его. Так почему облом?
Первый. Коль славен наш господь в Сионе…
Обломом, видно, ты зовешь закон,
Что за предательство карает смертью?
Второй. А хоть бы так. Он император, он
Так повелит, кто возразить посмеет?
Первый. Да, готы дикари, но выше вас
хотя бы в понимании закона.
Закон, пусть принятый во время оно,
Не знает исключений и сейчас
работает он против Северина.
Такая вот петрушка.
Второй. Значит, сильно
Допек он Теодориха. Ну что же,
Придется Северина нам спасать.
Первый. И дал же ты напарничка мне, боже!
Боэций свою жизнь уже прожил.
Своей живи.
Второй. Своей? А это как?
Первый. Вопрос хороший, только нет ответа.
Второй. Я думал, что ты заешь все.
Первый. Чудак.
Я знаю только, что наступит лето
И я уеду далеко куда-то.
Второй. Куда?
Первый. (Пожимает плечами). Наверно к тетке, в глушь, в Саратов.
Диалог второй
Стражник. (Ударяет копьем. Все вздрагивают).
Дочь короля!
Теодорих. Вот этого еще недоставало.
(Входит Амаласунта).
Ну, здравствуй, дочь. Как рад тебя я видеть
В тюрьме.
Видать, покоев мало.
А где охрана, дочь моя, где свита?
Да, надо нам с тобой поговорить.
Амаласунта. Приветствую тебя, король всех римлян,
Гроза врагов, услада мудрецов,
Арбитр изящества и мудрый наш правитель…
Теодорих. Остановись, оставь занудство свите.
О, боже мой, как сына я хотел…
Амаласунта. Чтоб был он продолжатель славных дел,
Силен, суров и мудр, как и предок
Теодорих Так вот, тебе скажу я напоследок,
Чтоб здесь тебя я больше не видал.
Амаласунта. А если?
Теодорих. Будет неприятность
Амаласунта. И?
Теодорих. И скандал.
Амаласунта. И?
Теодорих. И страже прикажу, чтоб не пускали.
(Амаласунта смотрит на него. Теодорих понимает, что бессилен. Плюет на пол. Боэцию).
С тобою, друг, поговорим мы. (Уходит)
Боэций. Vale!
Амаласунта. Отцы все, как один, невыносимы.
Боэций, слушай времени не много.
Сегодня ночью стража будет спать,
Ты выйдешь чрез срединные ворота
И двинешься к оврагу. Там стоять.
Повозка будет с сеном. Старший – Рут,
К утру он довезет тебя до брода…
О, Боже, ты не слушаешь…
Боэций. Немного
Таких прекрасных женщин видел я.
Твои глаза - вот лучшая дорога.
Амаласунта. Ты не поедешь?
Боэций. Милая моя
Амаласунта. Я не твоя, Боэций. Не поедешь?
Боэций. Средь всех богинь, что знаю под луной,
Лишь ты одна достойная короны
Амаласунта. Ты бредишь.
Жду ответа – да иль нет?
Боэций. Глаза, как под росою анемоны,
И голос нежный, как капель весной.
Амаласунта Я из себя не выйду. (Выходит) Черт возьми,
Ты едешь или нет, паяц блаженный.
Боэций. Действительно, я лучше не встречал.
«… Прекрасней ночи и мудрей начал…»
Я не поеду, Ама. Каждый миг,
Что мне остался слишком драгоценный,
Чтоб тратить на телегу с сеном, вот.
Уж лучше посвятить их королеве
Амаласунта. Но объясни мне все же.
Боэций. Скоро год.
Как мы с тобою вместе. Неужели
Мне нужно это объяснять еще.
Давай сотрем слезиночки со щек.
Амаласунта. Ты хочешь умереть.
Боэций. Нет, абсолютно.
Амаласунта. Так, объясни.
Боэций. Я час, Амаласунта,
Все это нудно объяснял отцу.
Амаласунта. Конечно, нудно. Умереть-то проще.
Боэций. Я жить хочу, Амаласунта. Ночью
Пошел бы в старый храм священной рощи.
И помолился б там своим богам.
Я до сих пор не понимаю, Ама,
Что можно им и что доступно нам.
И смерть, что так безжалостно упряма,
Идет ко мне по их соизволенью
Иль умереть Боэция решенье?
(Предупреждая движение Амаласунты).
Но, если жизнь, как тебя люблю,
Поверь мне, королева, не куплю
Оставшиеся дни телегой с сеном,
Предательством и Луция, и Сенны,
Иль низким покаянием за подлость,
Которую не думал совершать.
И если мне приходиться решать,
То выбираю я ту честь и твердость,
что превратила Рим в огромный мир
не территорий, нет, мир мыслей и открытий,
мир тонких чувств и не затертых слов,
что будут жить Боэция поболе.
Не знаю я прекраснее основ,
А остальное, Ама, божья воля.
Амаласунта. А если попрошу тебя забыть
Все рассужденья, что невыносимы?
А если попрошу остаться быть,
И для меня, а вовсе не для Рима.
Я, женщина, Боэция прошу.
В любви вы клясться мастера, но если
Я попрошу поставить выше чести
Свою любовь. И мне не нужен шум
И клятв и славословий. Жду ответ
Я однозначный: или да иль нет.
(Боэций подходит и обнимает ее.
Амаласунта плачет.)
Второй. Я ничего, вообще, не понимаю.
Чего он хочет это вот… чудак?
Что ни предложат, все ему не так,
зато темница, словно мать родная.
Что ты на это скажешь?
Первый. Человек,
Как говорил его приятель, странен.
Второй. Его приятель? Кто это такой?
Кто ждал его с телегой за рекой?
Первый. Да нет там никаких дурацких рек,
Телега там стояла за оврагом…
О боже, мозг не слушает меня,
Я говорю, как эта мухоловка.
Второй. А бабу эту окрутил он ловко.
Как думаешь, имеет он ее
Иль фишку до сих пор еще не рубит?
Первый. Не стоит, может, сравнивать житье
Такого питекантропа, как ты,
С житьем Боэция. Боюсь, ее он любит.
… Неведомые тайны красоты
Запрятаны в бесшумном танце веток,
И каждая березка – это ты
В неявном обрамлении секретов…
Второй. Как думаешь…?
Первый. Вопрос уже слыхал.
Задай его Боэцию, хотя,
Он слишком для него интеллигентен.
Непостижим, остер, амбивалентен.
Заоблачен, как грани бытия.
Как объяснить Боэцию, что это
Нет, не любовь, не страсть,
Не вожделенье, не обожанье,
Не чувство то, что требует секрета,
И заставляет бегать на свидание.
Как объяснить Боэцию, что ты
Его подозреваешь просто в случке,
При этом помыслы твои чисты…
(Второй кивает)
Поскольку и душа и мозг пусты,
Такой вот странный, но не редкий случай.
Второй. Я ничего не понял. Объясни.
Первый. Боюсь, тогда оставшиеся дни
Я проведу в досужих объясненьях.
Ответь и ты, коль сможешь, перл творенья.
Вот если б с африканским дикарем
Попал, случайно ты на космодром
И вы увидели б там как «Протон» взлетает.
Мгновения, и в небе он растает
Оставив чуть заметный белый след.
Ты объяснил бы дикарю что это
Космическая мощная ракета,
Порвавшая вериги тяготенья,
Которые, ты знаешь без сомнения,
открыл Ньютон. Ты объяснил бы?
Второй. Нет,
Его послал бы сразу и надолго.
Первый. Я вижу человека с чувством долга,
В трудах научных тянущего дни.
(Уходит).
Второй (Вдогонку). Нет, подожди. Ты все же объясни.
Диалог третий
Боэций. (Ходит по темнице)
Интересует всех, хочу ль я жить,
Покой прельщает или же движение.
Надысь, подумал – быть или не быть?
А недурное, в общем, выражение.
Хочу закончить книгу, это цель,
Достойная философа из Рима.
Желанье мыслить непереборимо,
Как и желанье убежать отсель
Куда-нибудь за тысячу земель,
Хоть в Скифию. Еще куда? Бог весть.
Любое действие невыполнимо,
хоть пятнышком марающее честь.
Стал быстро уставать, хочу присесть,
А ведь когда-то был неутомимым..
Стражник. (заикаясь) Здесь Флавий Магний…
Боэций. Понял я, мой друг.
Впусти Кассиодора в эту залу..
Кассиодор.
(Входит. Они обнимаются)
Амаласунта все мне рассказала,
И я узнал Боэция. Вокруг
Найдешь таких немного персоналий.
Какие планы, друг мой, расскажи.
Боэций. Пожалуй, главный, план – закончить книгу.
Но двигается туго, как квадрига,
Которую не тянут. Если б пожил,
Дней тридцать семь…
Кассиодор.
(Заглядывает стражник).
Циклоп. Гнуснее рожи
Давно не видел, хоть гаси свечу.
А почему бежать не хочешь ты?
По моему, и Ама и король,
Ждут - не дождутся, когда ты исчезнешь.
Боэций. Боюсь, не воплотятся их мечты.
Ты хорошо представил эту сцену?
Беглец, предатель… Скверно пишут роль.
Я присягал, и клятвы не нарушил.
Пусть делают теперь, что захотят.
Кассиодор. Ты присягал? Обманывают уши.
Кому? Когда? В своем рассудке, брат?
Боэций. Пришел я к Теодориху на службу.
Ты этого не знал? Так знай сейчас.
Кассиодор. Боэций, много лет уж нашей дружбе,
И даже слово не обманет нас.
Мы - римляне.
Боэций Но все же служим готам.
Кассиодор. Так всадник служит своему коню.
Я повторяю сотню раз на дню,
Что наша служба только лишь работа
В тягучем ожидании – когда
Уйдет беда и рухнет власть деспота.
Боэций. Завидую тебе. Ты можешь разделить
Себя и дело. Долг – необходимость.
Кассиодор. Ну, а меня гнетет твоя терпимость.
Мы римляне, и это не забыть.
Боэций. Мы римляне, но ведь и готы – люди.
Кассиодор. И жители далеких островов,
Живущие в грязи, не знающие слов,
Чью жизнь и ветер через час забудет,
как будто тоже люди.
Боэций. Может быть.
Кассиодор Боэций, нет – не может. Не любить
Свою породу, прошлое, культуру,
Поэзию, Тибр и архитектуру?
Победы и завоеванья Рима
Патриций римский позабыть не сможет.
Боэций. Победы, значит, все тебя тревожат….
Кассиодор. Они прекрасны…
Боэций. Что неоспоримо.
Но кто же будет помнить пораженья,
Сенеку и Овидия, что Рим,
Как сливу проглотил? Кто будет помнить,
Что Цезаря убили мы, не готы?
А списки на убийство, а Голгофу,
Резню в Пергаме, Мунде и Паннонии
Кто будут помнить?
Кассиодор. (грустно) Да, но Риму столько лет,
за это время много накопилось.
Но посмотри вокруг. Скажи на милость,
Ты видишь город равный Риму? Нет.
Боэций. О чем мы спорим? Римляне мы оба
И ими мы останемся до гроба.
Кассиодор. О гробе вовремя заговорили.
Ты нужен Риму Это повод к бегству.
Боэций. Сегодня очень интересный день.
Меня вы все почти уговорили
Хоть ненадолго, но вернуться в детство.
И поиграть в бегущего. Но тень
Измены это та же тень, что рядом,
Но в другую сторону от Солнца.
Кассиодор. В тебе, мой друг, упрямство двух веронцев,
Да и на языке хватает яду.
Я кое-что хочу сказать о готах,
Которым изменить ты так боишься.
Боэций. Боишься? Неожиданное слово
Кассиодор. Но, если ты к свободе не стремишься,
Что, согласись для римлянина ново?
Боэций. Скажи мне, Флавий, что это свобода?
Кассиодор. Все то, что за пределами темниц.
Боэций Так ты свободен в государстве готов?
Кассиодор. Нет, не свободен. Среди этих лиц,
Враждебных и чужих, я не свободен,
И верю, что еще вернется Рим..
Боэций. Ты прям, Кассиодор и благороден.
Но, может, о другом поговорим..
Ведь время, как судьба, неотвратимо.
А что, коль не подняться больше Риму?
Тогда надежда наша – эта кровь,
Что дикий вой, как песнопенья любит.
Забыли мы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет, и губит.
Кассиодор. О, Боже, Северин, что говоришь?.
Они дебилы, выросшие в ямах,
Ни чувства в них прекрасного ни грамма,
Поэзии ни грамма, Даже стриж,
Что на лету в траве жука хватает,
Клянусь, умнее гота в сотни раз.
И, может быть, о жизни больше знает,
Ведь видит Землю сверху без прикрас.
То, что создал Рим за тысячелетья
Свалилось в руки, как заморский плод,
Но что с ним делать? Черт их разберет.
Катулл для них загадочен, как невод.
Жратва и женщин – вот потребность готов,
Работа – наказанье, сон – работа.
Тебе, Боэций, нужен целый мир,
Чтоб только наслаждаться мирозданьем,
А этим недоделанным созданьям
все скажет Теодорих, их кумир.
Боэций. Что ж, он заслуживает уваженья.
Кассиодор. Один из сотен тысяч, без сомненья.
(Молчат).
Скажи, А вдруг Боэций мудрый прав
И Рим не возродиться. Что же делать?
Боэций. Я думаю, что готы это тело,
Которому наш римский дух придав,
Мы сможем возродить былую славу.
Хотя задача очень нелегка.
Кассиодор. Нет, мне такие планы не по нраву,
И делать не поднимется рука.
Они не смогут это, Северин.
Ну хорошо, из тысячи один
Над Марциалом сможет посмеяться
Или понять, что греческий Эдип
Довольно-таки невеселый тип.
Нет, нет, Боэций, с ними в путь пускаться –
ужать себя до уровня столба.
Они толпа, Боэций, все толпа,
Толпа и каждый гот поодиночке,
За жизнь, не родивший даже строчки.
Боэций. Возможно, прав ты. Опыт будет пуст,
Но я другого выхода не вижу
Ведь иногда цветет и мертвый куст.
Кассиодор. (заглядывает стражник.).
Продолжим разговор, но чуть потише.
Я думаю, что выход есть такой
Для мира сохранить познанья Рима.
Готов переписать своей рукой
Сокровища Египта и Пальмиры,
Александрийской свитки и стихи,
Философов Афин, Микен и Трои…
Я отмолю все прошлые грехи
И все смогу, за это будь спокоен.
В горах построю тайно монастырь,
В местах и недоступных и заснеженных,
Где сотни переписчиков прилежных,
Пока кровь в моих жилах не остынет,
Для будущего Слово сохранят.
Что думаешь?
Боэций. Прекрасно это, брат.
А если не вернется Рим?
Кассиодор. Потомки,
Поймут, и это Слово и меня..
Боэций. Потомки, Флавий, все-таки потемки.
Что, если не вперед пойдут, - назад
И им на века два уйдет работа,
Чтобы догнать сегодняшнего гота
Кассиодор. Не представляю, что будет тогда.
Как вышло, что в обычном разговоре.
Предположили мы такое горе.
Боэций. Не горе, милый друг мой, а беда.
Напрасны были жертвы и усилья
Не наши – всех творящих этот мир людей.
И миром будет править камарилья,
И с каждым днем и часом все быстрей
Он к гибели своей катиться будет.
Первый. О, Господи, что нужно этим людям?
Второй. А что?
Первый. Прислушайся к словам:
Катулл, Египет, Что же с Римом будет?
А то, что с плеч слетает голова
Боэция как будто не волнует.
Второй. Ну, видно понял, что уже кранты.
Первый. По прежнему, твой лексикон блестящий,
Но, вот, по сути, кажется мне, прав ты.
Что делать, если знаешь – пара дней
И, нет сомнений, что сыграешь в ящик?
Молиться, что ли, ни во что не веря,
Пытаться головою выбить двери
И умолять друзей седлать коней?
Не знаю…
Второй. Впал ты в это, в пестицизм.
Первый Спасибо, друг. Вообще-то, пессимизм,
Но в пестицизме тоже что-то есть,
Старайся с поля ничего не есть.
Второй Что это значит? Ладно, ты ответь мне
Боэций понял, что ему кранты?
Первый. Все понимают это, даже дети,
И даже древнеримские кроты,
Что роют норы на пустом кладбище…
Но что же он тогда, мятежный, ищет?
Не верю я, что только идеалы.
Второй. Ты думаешь, ему темницы мало?
Какие идеалы, если смерть
Так близко подошла, что дует из глазниц.
Первый. Отличный образ. Интеллект не выше,
Чем у домашних наших птиц,
Но иногда, так надобно уметь,
Вдруг воспарит над островерхой крышей.
Второй. Будь только я на месте Северина.
Первый. Такого, верь, не будет никогда.
Хоть, может быть, война или беда
и выбьют из тебя простолюдина.
Второй. Недурно. Ты у нас, наверно, граф?
Первый. В своем недоумении ты прав.
Нет, я такой же валенок, по сути,
Чуть более привыкший к этой мути
Что называем жизнью. Все едины,
И ты, и я, и даже гений, что
На базе разгружает апельсины.
Второй. Зачем?
Первый. Не понял.
Второй. Зачем он разгружает?
Первый. А не то,
Он с голоду помрет, как бомж последний.
Сегодня Пушкин, как швейцар в передней,
Снимал бы с ресторатора пальто.
Зачем же нам поэт? У нас есть Ксюша.
Второй. Ты не понятно говоришь. Послушай…
Первый. И слушать не хочу. Что можешь ты спросить?
Как девку на квартиру затащить?
Довольно, от эфира вянут уши.
Второй Да нет, я о другом. Чего орать-то?
Я о Боэции тебя спросить хочу.
(Первый падает.)
Первый (Очнувшись). От новости такой могу лишиться чувств.
О боже, пресвятая длань Эрато,
Все аппии и капитоли Рима,
Неужто камень может растопить
Своим несовершенством эта рифма?
Второй. Я не могу Боэция понять.
Первый. Не можешь.
Второй. Почему?
Первый. Ответ довольно прост,
И зря ты тень его сейчас тревожишь.
Мы все пришельцы, только с разных звезд.
Второй. Я здесь родился, здесь же и помру.
Первый. Помрешь, помрешь, не сомневайся,
Все же, мы принимаем грязную нору
За мир огромный, что успешно губим.
Мы ничего не знаем. Не совру,
Добавлю если, - никого не любим.
Второй. Ты, как всегда, несешь сплошную муть.
Меня тревожит что-то. Не пойму,
Какой-то римлянин. Неужто в нем причина?
Не пьеса, а сплошная чертовщина.
Первый Ты у него спроси?
Второй А он ответит?
Первый Зачем театры посещают дети? (Уходит)
Диалог четвертый
Второй Боэций!
Боэций Кто ты?
Второй Я потомок твой?
Боэций По виду - брит. И что тебе, потомок?
Второй Ответь мне, ты болван или герой?
Боэций Так очень просто выйти из потемок.
Возможно, что и первый, и второй.
Второй Мне не понятно, что тобою движет.
Боэций Всего две силы есть, то я и Бог.
Второй И он освободить тебя не смог.
Боэций Но как освободиться от себя,
Убив лишь только. Я, потомок, вижу
Что не дает тебе покоя. Возлюбя,
спастись мы можем только.
Прости, возможно, я тебя обижу
Но уточнение нужно - не себя.
Второй Кого ж ты возлюбил?
Боэций Готов ответить.
(Про себя). Зачем театр посещают дети?
Второй Так отвечай, кого ты возлюбил
И почему ты смерти не боишься?
(достает ручку и бумагу)
Боэций А хватит, милый, у тебя чернил?
Вопрос не прост. Смотри, не разоришься?
Второй. Не разорюсь, у мамы одолжу.
Боэций Пари держу
Достойная матрона.
Забавны времена во время оно…
Второй. Прошу тебя, Боэций, я же жду.
(Долгое молчание)
Боэций Вот человек. Что он? Заглянем с тыла:
Спина, крестец, зад, икры и затылок,
А спереди лицо, живот и грудь,
Что ниже пропущу я как-нибудь.
Все это нужно сохранить, иначе.
Наступит тьма. И что? Вопрос закрыт?
Но вот еще какая незадача
Есть кое-что вне тела, милый брит.
Второй Что это значит «милый брит»?
Боэций Британец.
Народ такой есть на краю Земли.
Второй. Боэций, русский я, не иностранец.
Боэций Что? Русский? Ничего не говорит
Мне это имя. Это дальше скифов?
(Второй пожимает плечами).
Нет, разобраться в этом труд Сизифов.
Второй. Ну, продолжай, согласен я на «брит»
Боэций На чем остановился я?
Второй На теле.
Пока живот есть, есть еще и жизнь.
Я понял, на меня ты положись.
Боэций Я верю, что ты понял в самом деле.
Но дальше будет сказка потяжеле.
Когда Бог создал человека, он
Ему дал все: эдемский сад, подругу,
День солнечный без ветра и без вьюги,
И высших сфер сладкоголосый звон.
Как Библия гласит, неблагодарный
Порушил божий дар и изгнан был.
Здесь излагатель кое-что забыл
Иль описал все слишком лапидарно.
Адам не вынес прелести такой
И сам ушел, чтоб в муках и потерях
Понять как он ничтожен и растерян,
как он велик и слабый, и нагой.
Раздвоился здесь род наш на два мира:
На Каина, которому нужны
Стада и золоченые кумиры.
Для Авеля же более важны
Холмы, окутанные утренней прохладой
И звездопад, негаданный в ночи,
И первый луч надмировой свечи,
Что Солнцем называют.
Что же надо,
Чтоб глубоко все это ощутить.
Здесь мненья разделились. Может быть,
Нужна душа? – гласит один ученый.
Другой же, златоустом нареченный,
Нет, говорит, нам нужен только Бог.
Но возразить им смело третий смог:
- Нет, нет, друзья, нам совесть помогает
понять, что хорошо, а что грешно.
Неплохо, право, каждый излагает,
Но мне все это чуточку смешно.
Душа, Бог, совесть – все одно и то же.
Есть в человеке тайна и ее
Нам не дано постичь. Лишь жизнь поможет.
Да, заурядное житье-бытье
Расставит все перед последней схваткой
С добром и злом. Такие, вот, порядки
Царят в душе, они ее и гложут.
Второй Как много слов, Боэций, но, быть может
Твоя душа других-то подороже?
Боэций Здесь не базар, потомок, не торги
Не нам должны, а мы несем долги
За все платить приходиться: за день,
Где Солнце выявляет нашу тень,
За ночь что дарит нам любовь и звезды,
За музыку, за дружбу, за доверие,
За истину, что открывает двери
В гораздо лучший мир. Все очень просто.
И продавая Луция, продам
Я душу, что вмещала это чудо.
Так выбор прост – Христос или Иуда,
Так труден – на заклании ты сам.
Так труден, но единственен, поверь мне.
Второй А завтра утром мы могли в таверне…
Боэций Ты просто искуситель, милый брит,
Наивный и смешной, но искуситель.
Бежать мог от Голгофы и Спаситель,
Как Библия потомкам говорит.
(Про себя)
Пожалуй все, что я хотел сказать.
Отмыть мозги не сможет даже прачка,
Пусть думает. Осталась лишь задачка
Мне рукопись до точки дописать.
Прощай!
Второй Прощай!
Боэций И помни обо мне.
(Уходит).
Второй Да, верно, до могилы не забуду.
Эпилог
Первый В задумчивости ты? Да это чудо.
А я поспал часок наедине
С кулисами. Какой мне сон приснился:
Как будто я до одури влюбился.
Жаль, что не в жизни, только лишь во сне.
Ну что же, удалась тебе беседа
С Боэцием? Иль он тебя послал?
Второй Я до сих пор не понял. Он сказал,
Что тайна есть у каждого в душе.
А что в моей? Какой-то мрак.
Первый Уже
Ты многого достиг своим признаньем.
Набросок есть. Пока в карандаше.
Перед неотвратимым наказаньем
Боэций чью-то душу возмутил.
Второй Неужто у меня не хватит сил
Спасти его?
Первый Ты этого так хочешь?
Тогда спаси себя. Его душа
Какой-то, может, небольшой частицей
Останется в миру. Так просто разрушать,
А созидать хладеющей десницей….
Второй Мне кажется, что все это мне сниться..
Пойду к нему, еще поговорю.
Прошу тебя, закончим это пьесу.
Первый В театре не обходится без стресса.
Болван, болван, а смотришь, к январю
Еще откроет Пушкина. Несчастный.
Не думать – вот где истинное счастье…
Приехал, сам с собою говорю.
Второй История закончена. Увы,
Боэций был казнен через неделю.
Такой незаурядной головы
Для Рима сохранить не захотели.
Но все его пророчества сбылись:
Владенье Теодориха распалось,
Кассиодор провел почти всю жизнь
В монастыре, где сохранил немало
книг Рима и Афин. Недолго горевала Ама,
Через полгода сев на трон отца.
Не знаю я Комедия иль Драма
в кончину целовала мудреца.
История закончена, Я чту
Боэция нелегкое решенье.
В руках последний опус – «Утешенье»,
Но не уверен, что его прочту.
Первый Мы вызвали вас просто так.
Вы как пришли, так и уйдете.
Треть мыслями еще в работе,
Другим же зрелищ на пятак.
Вы разучились слезы лить
Бездарность отличать от гения,
Зато все знают, как любить,
Но лишь в пространстве,
Не во времени. Повеселились?
На покой.
Пусть автор собственной рукой
Последнюю поставит точку,
А может, что еще захочет.
Ну, побыстрее, боже мой.
Автор (Первому). Не торопи. Придет черед
И помечтаешь о минуте.
В душе скопилось столько мути,
Что рассуждать готов и год.
(Зрителям). Сегодня и экранные герои,
И прототипы их в миру, в быту
Несут банальнейшую ерунду –
Не мы такие, времечко такое.
Нет, милые, в любые времена
Все было: и святые, и иуды,
Готовые за мизерную ссуду
Продать и душу, как мешок зерна.
Боэциев же много не бывает,
Вопрос в процентах. Может быть, когда
Их пять на сотню... Но тогда беда,
когда на сотню тысяч. Время тает.
Ты оглянись. Все самому решать:
Что забирать, а что и отдавать,
Что не простить и помнить до могилы,
А что, склонясь на грудь подруги милой,
Забывшись, еле слышно прошептать.
Желаю долго здравствовать и быть,
но между делом все же не забыть…
Второй (Перебивает. С пафосом)… что есть, есть божий суд, наперсники разврата.
Есть грозный судия, он ждет,
Он недоступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью,
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь.
(Автор изумленно слушает )
(Первый падает.)
Занавес.