Черный Саша...
(Александр Михайлович Гликберг) (1880-1932), русский поэт.
*.....*
...*
Черный Саша
БЕССМЕРТИЕ
Бессмертье? Вам, двуногие кроты,
Не стоящие дня земного срока?
Пожалуй, ящерицы, жабы и глисты
Того же захотят, обидевшись глубоко...
Мещане с крылышками! Пряники и рай!
Полвека жрали - и в награду вечность...
Торг не дурен. «Помилуй и подай!»
Подай рабам патент на бесконечность.
Тюремщики своей земной тюрьмы,
Грызущие друг друга в каждой щели,
Украли у пророков их псалмы,
Чтоб бормотать их в храмах раз в неделю...
Нам, зрячим, - бесконечная печаль,
А им, слепым, - бенгальские надежны,
Сусальная сияющая даль,
Гарантированные брачные одежды!..
Не клянчите! Господь и мудр, и строг, —
Земные дни бездарны и убоги,
Не пустит вас господь и на порог,
Сгниете все, как падаль, у дороги.
*.....*
...*
Саша Черный
АПЕЛЬСИН
Вы сидели в манто на скале,
Обхвативши руками колена.
А я - на земле,
Там, где таяла пена,-
Сидел совершенно один
И чистил для вас апельсин.
Оранжевый плод!
Терпко-пахучий и плотный...
Ты наливался дремотно
Под солнцем где-то на юге,
И должен сейчас отправиться в рот
К моей серьезной подруге.
Судьба!
Пепельно-сизые финские волны!
О чем она думает,
Обхвативши руками колена
И зарывшись глазами в шумящую даль?
Принцесса! Подите сюда,
Вы не поэт, к чему вам смотреть,
Как ветер колотит воду по чреву?
Вот ваш апельсин!
И вот вы встали.
Раскинув малиновый шарф,
Отодвинули ветку сосны
И безмолвно пошли под скалистым навесом.
Я за вами - умильно и кротко.
Ваш веер изящно бил комаров -
На белой шее, щеках и ладонях.
Один, как тигр, укусил вас в пробор,
Вы вскрикнули, топнули гневно ногой
И спросили: "Где мой апельсин?"
Увы, я молчал.
Задумчивость, мать томно-сонной мечты,
Подбила меня на ужасный поступок...
Увы, я молчал!
*.....*
...*
Саша Черный
АНАРХИСТ
Жил на свете анархист,
Красил бороду и щеки,
Ездил к немке в Териоки
И при этом был садист.
Вдоль затылка жались складки
На багровой полосе.
Ел за двух, носил перчатки -
Словом, делал то, что все.
Раз на вечере попович,
Молодой идеалист,
Обратился: "Петр Петрович,
Отчего вы анархист?"
Петр Петрович поднял брови
И, багровый, как бурак,
Оборвал на полуслове:
"Вы невежа и дурак".
*.....*
...*
Саша Черный
ДОЖДЬ
Потемнели срубы от воды,
В колеях пузырятся потоки.
Затянув кисейкою сады,
Дробно пляшет дождик одинокий,
Вымокла рябинка за окном,
Ягоды блестят в листве, как бусы.
По колоде, спящей кверху дном,
Прыгает в канавке мальчик русый.
Изумрудной рощи и сады.
В пепле неба голубь мчится к вышке.
Куры на крыльце, поджав хвосты,
Не спускают сонных глаз с задвижки.
Свежий дождь, побудь, побудь у пас!
Сей свое серебряное семя...
За ворота выбегу сейчас
И тебе подставлю лоб и темя.
*.....*
...*
Саша Черный
ЖИЗНЬ
У двух проституток сидят гимназисты:
Дудиленко, Барсов и Блок.
На Маше - персидская шаль и монисто,
На Даше - боа и платок.
Оплыли железнодорожные свечи.
Увлекшись азартным банчком,
Склоненные головы, шеи и плечи
Следят за чужим пятачком.
Играют без шулерства. Хочется люто
Порой игроку сплутовать.
Да жутко! Вмиг с хохотом бедного плута
Засунут силком под кровать.
Лежи, как в берлоге, и с завистью острой
Следи за игрой и вздыхай,-
А там на заманчивой скатерти пестрой
Баранки, и карты, и чай...
Темнеют уютными складками платья.
Две девичьих русых косы.
Как будто без взрослых здесь сестры и братья
В тиши коротают часы.
Да только по стенкам висят офицеры...
Не много ли их для сестер?
На смятой подушке бутылка мадеры,
И страшно затоптан ковер.
Стук в двери. "Ну, други, простите, к нам гости!"
Дудиленко, Барсов и Блок
Встают, торопясь, и без желчи и злости
Уходят готовить урок.
*.....*
...*
Саша Черный
ИНТЕЛЛИГЕНТ
Повернувшись спиной к обманувшей надежде
И беспомощно свесив усталый язык,
Не раздевшись, он спит в европейской одежде
И храпит, как больной паровик.
Истомила Идея бесплодьем интрижек,
По углам паутина ленивой тоски,
На полу вороха неразрезанных книжек
И разбитых скрижалей куски.
За окном непогода лютеет и злится...
Стены прочны, и мягок пружинный диван.
Под осеннюю бурю так сладостно спится
Всем, кто бледной усталостью пьян.
Дорогой мой, шепни мне сквозь сон по секрету,
Отчего ты так страшно и тупо устал?
За несбыточным счастьем гонялся по свету,
Или, может быть, землю пахал?
Дрогнул рот. Разомкнулись тяжелые вежды,
Монотонные звуки уныло текут:
"Брат! Одну за другой хоронил я надежды,
Брат! От этого больше всего устают.
Были яркие речи и смелые жесты
И неполных желаний шальной хоровод.
Я жених непришедшей прекрасной невесты,
Я больной, утомленный урод".
Смолк. А буря все громче стучалась в окошко.
Билась мысль, разгораясь и снова таясь.
И сказал я, краснея, тоскуя и злясь:
"Брат! Подвинься немножко".
*.....*
...*
Саша Черный
КОМУ В ЭМИГРАЦИИ ЖИТЬ ХОРОШО
Однажды в мглу осеннюю,
Когда в Париже вывески
Грохочут на ветру,
Когда жаровни круглые
На перекрестках сумрачных
Чадят-дымят каштанами,
Алея сквозь глазки,-
В кавказском ресторанчике
"Царь-Пушка" по прозванию
Сошлись за круглым столиком
Чернильные закройщики -
Три журналиста старые -
Козлов, Попов и Львов...
И после пятой рюмочки
Рассейско-рижской водочки
Вдруг выплыл из угла,-
Из-за карниза хмурого,
Из-под корявой вешалки,
Из сумеречной мглы -
На новый лад построенный
Взъерошенный, непрошеный
Некрасовский вопрос:
Кому-де в эмиграции
В цыганской пестрой нации
Живется хорошо?
Козлов сказал: "Наборщику",
Попов решил; "Конторщику",
А Львов, икнувши в бороду,
Отрезал: "Ни-ко-му".
Опять прошлись но рюмочке
И осадили килькою,
Эстонской острой рыбкою,
Пшеничный полугар.
Козлов, катая шарики
Из мякиша парижского,
Вздохнул и проронил:
"А все-таки, друзья мои,
Ужели в эмиграции
Не сможем мы найти
Не то чтобы счастливого,
Но бодрого и цепкого
Живого земляка?
На то мы и газетчики,-
Давайте-ка прощупаем
Все пульсы, так сказать...
Пойдем в часы свободные
По шпалам по некрасовским,
По внепартийной линии,
По рельсам бытовым..."
Попов, без темперамента,
Как вобла хладнокровная,
Взглянул на потолок:
"Ну, что ж, давай прощупаем.
С анкетами-расспросами
Мы ходим к знаменитостям
Всех цехов и сортов;
К махровым кино-барыням,
К ученым и растратчикам,
К писателям, издателям,
К боксерам и раджам.
Пожалуй, дело ладное,
По кругу эмигрантскому
Пройтись с карандашом..."
А Львов пессимистически
Потыкал в кильку спичкою,
Очки прочистил замшею
И наконец изрек:
"Искать Жар-Птицу в погребе
Занятие бесплодное,-
Но что же, за компанию
Пойду и я на лов..."
Козлов мигнул хозяину -
Сейчас, мол, кончим, батенька.
Уж полоса железная
До половины с грохотом
Спустилася на дверь...
"С кого начнем, приятели?"-
Спросил Козлов задумчиво.--
"С наборщика, с конторщика,
Пожалуй, не модель?"
"Давайте, други милые,
Начнем хоть с маляров.
Профессия свободная,
Веселая, доходная..."--
Промолвил Львов с усмешкою,
И зонтик свои встряхнул.
Пошли ночною улицей,
Сутулые и хмурые,
И молча распрощалися
У бара на углу...
*.....*
...*
Саша Черный
ЛЮБОВЬ
На перевернутый ящик
Села худая, как спица,
Дылда-девица,
Рядом - плечистый приказчик.
Говорят, говорят...
В глазах - пламень и яд,-
Вот-вот
Она в него зонтик воткнет,
А он ее схватит за тощую ногу
И, придя окончательно в раж,
Забросит ее на гараж -
Через дорогу...
Слава богу!
Все злые слова откипели,-
Заструились тихие трели...
Он ее взял,
Как хрупкий бокал,
Деловито за шею,
Она повернула к злодею
Свой щучий овал:
Три минуты ее он лобзал
Так, что камни под ящиком томно хрустели.
Потом они яблоко ели:
Он куснет, а после она,-
Потому что весна.
*.....*
...*
Саша Черный
ЗЕРКАЛО
Кто в трамвае, как акула,
Отвратительно зевает?
То зевает друг-читатель
Над скучнейшею газетой.
Он жует ее в трамвае,
Дома, в бане и на службе,
В ресторанах и в экспрессе,
И в отдельном кабинете.
Каждый день с утра он знает,
С кем обедал Франц-Иосиф
И какую глупость в Думе
Толстый Бобринский сморозил...
Каждый день, впиваясь в строчки,
Он глупеет и умнеет:
Если автор глуп - глупеет,
Если умница - умнеет.
Но порою друг-читатель
Головой мотает злобно
И ругает, как извозчик,
Современные газеты.
"К черту! То ли дело Запад
И испанские газеты..."
(Кстати - он силен в испанском,
Как испанская корова).
Друг-читатель! Не ругайся,
Вынь-ка зеркальце складное.
Видишь - в нем зловеще меркнет
Кто-то хмурый и безликий?
Кто-то хмурый и безликий,
Не испанец, о, нисколько,
Но скорее бык испанский,
Обреченный на закланье.
Прочитай: в глазах-гляделках
Много ль мыслей, смеха, сердца?
Не брани же, друг-читатель,
Современные газеты...
*.....*
...*
Саша Черный
ЛЮБОВЬ ДОЛЖНА БЫТЬ СЧАСТЛИВОЙ.
Любовь должна быть счастливой -
Это право любви.
Любовь должна быть красивой -
Это мудрость любви.
Где ты видел такую любовь?
У господ писарей генерального штаба?
На эстраде, где бритый тенор,
Прижимая к манишке перчатку,
Взбивает сладкие сливки
Из любви, соловья и луны?
В лирических строчках поэтов,
Где любовь рифмуется с кровью
И почти всегда голодна?..
К ногам Прекрасной Любви
Кладу этот жалкий венок из полыни,
Которая сорвана мной в её опустелых садах.
*.....*
...*
Саша Черный
ПОШЛОСТЬ
(Пастель)
Лиловый лиф и желтый бант у бюста,
Безглазые глаза - как два пупка.
Чужие локоны к вискам прилипли густо
И маслянисто свесились бока.
Сто слов, навитых в черепе на ролик,
Замусленную всеми ерунду, -
Она, как четки набожный католик,
Перебирает вечно на ходу.
В ее салонах - все, толпою смелой,
Содравши шкуру с девственных идей,
Хватают лапами бесчувственное тело
И рьяно ржут, как стадо лошадей.
Там говорят, что вздорожали яйца
И что комета стала над Невой, -
Любуясь, как каминные китайцы
Кивают в такт, под граммофонный вой,
Сама мадам наклонна к идеалам:
Законную двуспальную кровать
Под стеганым атласным одеялом
Она всегда умела охранять.
Но, нос суя любовно и сурово
В случайный хлам бесштемпельных «грехов»,
Она читает вечером Баркова
И с кучером храпит до петухов.
Поет. Рисует акварелью розы.
Следит, дрожа, за модой всех сортов,
Копя остроты, слухи, фразы, позы
И растлевая музу и любовь.
На каждый шаг — расхожий катехизис,
Прин-ци-пи-аль-но носит бандажи,
Некстати поминает слово «кризис»
И томно тяготеет к глупой лжи.
В тщеславном, нестерпимо остром зуде
Всегда смешна, себе самой в ущерб,
И даже на интимнейшей посуде
Имеет родовой дворянский герб.
Она в родстве и дружбе неизменной
С бездарностью, нахальством, пустяком.
Знакома с лестью, пафосом, изменой
И, кажется, в амурах с дураком...
Ее не знают, к счастью, только... Кто же?
Конечно - дети, звери и народ.
Одни - когда со взрослыми не схожи,
А те - когда подальше от господ.
Портрет готов. Карандаши бросая,
Прошу за грубость мне не делать сцен:
Когда свинью рисуешь у сарая -
На полотне не выйдет belle Hélène.
*****
****
***
**
*