Блестя в сиянии солярном
свистит пила как коростель,
в весёлом запахе столярки
стук и вбивание гвоздей.
Пока не ограждён забором
скрывать прославленных жильцов
работой подрастает скорой,
венец ложится за венцом.
И матерясь самозабвенно
прораб работу торопит,
чтоб юные взлетали стены
к надёжной зрелости стропил,
пусть побыстрей забыв про стружку ,
про суету и неуют
жильцы отвергнув отдых южный
дремучий север предпочтут,
с его нежданными дождями,
куриным пухом облаков,
и накрепко прибитым к раме
янтарным, ярым сосняком.
Молодцеватые узбеки
навек черны как сапоги,
на солнцепёке, в самом пекле
легки, сноровисты, ловки.
С ухватистостью россомахи,
беззвучней палого листа
скользят в разнузданном размахе
почти бесплатного труда.
И немота их дикой речи
в родстве со зверьим языком,
звучит гортанно и зловеще:
не знаешь говорят о ком.
Рык азиатского арыка,
взгляд азиатских низких гор -
напомнил о монгольском иге
звериный этот разговор.
Так в Риме озирался варвар
улыбку пряча в крыльях скул,
а направленье орд удара
уже намечено в мозгу.
Что ж, остаётся только слушать
скользящий шелест смуглых ног,
и ждать, как в мягкое подбрюшье
войдёт изогнутый клинок...