ЧЁРНАЯ КОШКА
Я ласкова… В душе… Поскольку, быт
Не позволяет ласке проявляться.
Зато я по подвалам – крупный гид,
Знаток всех уголков и инсталляций…
Да как не знать – ведь мой родимый дом –
Там в глубине, таков виток фортуны…
И мать моя за этим вот углом
Рвала души загадочные струны.
Я ночью сера, так уж говорят…
А, впрочем, в темноте я маскируюсь,
Лишь стоит притушить зелёный взгляд…
Ну, где найдёшь разведчицу такую?
Я – первая у баков и бачков,
Меня опережать – себе дороже:
При помощи зубов и коготков
Располосую всю кошачью рожу!
Да и собаке – сто очков вперёд
Даю, коль соответствует размерам:
Чуть что – вцеплюсь в загривок, срежу влёт!
Не зря во мне есть что-то от пантеры…
Но я, по сути, ласкова до слёз,
И от души потрусь о ваши ноги.
Не верю я, что это вы всерьёз,
Меня узрев, бежите прочь с дороги.
* * *
Я И ГИТАРА
Сияет вагон электрички
Так ярко – ну, чем мне не сцена?
С годами приходит привычка,
И море почти по колено.
Волшебная мельница Сампо –
Фантазии плод, к сожаленью…
В проходе стою, как у рампы,
И пульс отмеряет мгновенья.
Не то, чтобы бурных оваций,
Чтоб девушки лезли, стеная –
Мне здесь тишины не дождаться…
И всё-таки я начинаю.
Не шум ли стихает вагонный,
Иль просто я глохну в угаре?
И ёкает сердце, синхронно
Звучащим словам и гитаре.
Я пел бы и пел, ибо песня –
Есть лучшее чудо на свете,
И нет ничего интересней…
Но я здесь не только за этим.
Затихли последние звуки,
Я должен идти по проходу,
Ища долгожданные руки
С моим ежедневным доходом.
Как странно: хоть пел я без фальши,
Взглянуть не отважиться в лица…
Быстрее отсюда подальше –
И снова с мелодией слиться!
* * *
СТРАСТЬ
Оснастив свой кораблик комфортом,
Рассекают по бурным волнам,
Отдаваясь обманчивым снам.
И не видят, что черпают бортом.
Не живые – не мёртвые зомби,
Распустив по-павлиньи хвосты,
Так и жгут за собою мосты,
На Земле, как на атомной бомбе.
Берегут на таблетках с диетой
Драгоценный гнилой организм,
В вечном страхе за бренную жизнь,
Ждут конца беспросветного света.
И как водится, брата на брата
Поднимает… наверное, бог –
Предсказуем извечный итог…
А меня не страшит носферату!
И пока я живая-живая –
Не пугайте вампиром меня.
Не желаю до судного дня
Дожидаться, в гробу истлевая!
Я полжизни мечтала о чуде…
Пей же, Дракула, жаркую кровь!
Это с ней я рифмую любовь,
И конца этой страсти не будет!
* * *
ГРЕЦИЯ-4
Греция лежит на перекрёстке
Важных и связующих путей,
Полуостровов её отростки
В море окунулись без затей…
Море – к суше тянется перстами,
Тысячей лазурных коготков,
А с обрывов скал, над берегами,
Нависают гроздья городков.
И в одном из крохотных местечек,
Я-то знаю, есть и для меня,
Парочка, на греческом, словечек,
И, такая дальняя, родня…
* * *
ИЗ ДНЕВНИКА ДЕВИЦЫ
За полночь уснула. Не спалось,
Всё роман французский. Дочитала.
Пахла свечка воском. На "авось"
Королём бубновым – загадала…
И приснился бал на Рождество,
А вокруг: гусары всё, гусары…
Но в лицо не видно никого:
Вальс играл, и пары, пары, пары
Всё кружились. И не разглядеть
Ни лица. Проснулась ненароком –
Загасила свечку, вот же ведь:
Разбудила, щёлкая под боком
В лужице оплывшей – фитилём…
Вспоминала сон – и задремала,
Думая о тайном, о своём…
Удалось поспать довольно мало –
По паркету топая: "Хром-хром",
За дверьми прошёл лакей-калека…
Занялось за стрельчатым окном
Утро девятнадцатого века.
* * *
В АЛЬБОМ ДЕВИЦЕ
Ах, прелестная девица,
Видя жребий мой суров,
Кабы знали, что мне снится,
Снизошли б до нежных слов!
Бьётся сердце в страстном стоне,
Неспособно на обман,
Я готов упасть в поклоне
Пред папа и пред маман.
Довели меня до точки:
Стройный стан и гордый вид,
Ваши глазки, ваши щёчки…
Дальше – скромность не велит!
* * *
ПОЖАРНЫЕ
Приходя домой с маршрута,
Обнимаю и целую…
Рассчитай, хоть до минуты,
А итог – непредсказуем.
Над пожаром, как торнадо,
Вихря огненного струи,
Это – небо, помнить надо:
Здесь итог непредсказуем.
Преломив с друзьями хлеба,
На мгновенье затоскуем,
Потому, что это – небо –
В нём итог непредсказуем.
Под пивко и сигаретку
Крайний вылет обмозгуем –
Это небо, в нём нередко
Результат непредсказуем.
С нами тот чудак, чьё имя
Поминать не надо всуе.
Если б были мы – другими –
Всё ж итог – непредсказуем!
* * *
НА МОРЕ
Махнуть бы на тёплое море,
К обрывистым скалам слоистым,
Дохнуть бы всей грудью хоть раз,
Очистив хрипящее горло,
На, синих оттенков, просторе,
Тем воздухом, йодисто-чистым,
Чтоб сразу наружу из нас
Всё светлое – к свету попёрло!
* * *
КТО – КОГО
Не предпринимай шагов решительных,
Веря, что непогрешимо прав,
И не поступай скоропалительно,
Ничего вперёд не рассчитав.
Вспомни битву Карпова с Каспаровым,
Глубже вспомни: Спасский, Фишер, Таль…
Опасайся участи икаровой,
Каждую учитывай деталь.
Не смотри под ноги заворожено:
Даже если правилен и крут –
Не считай, что дело подытожено,
До конца не выверив маршрут.
Если ты корова не бодливая,
Дал иль не дал бог тебе рогов –
Требуя отстоя ли, долива ли –
Всё считай вперёд на пять шагов…
Но и здесь не надо быть уверенным,
Что застраховал себя от бед.
Даже если всё уже измерено –
Никаких гарантий всё же нет.
Чуточку замешкаюсь на старте я –
Вторгнется: иль бред, иль волшебство…
Наша жизнь не шахматная партия,
Тут не угадаешь, кто – кого.
* * *
СОЛДАЙЯ
Актёрствую в старинных декорациях:
Моя сегодня – крепость генуэзская,
И нет уже ни возраста, ни нации,
Я вся такая быстрая и резкая.
Я дочь архонта, гордая красавица,
Отцом в Девичьей башне заточённая,
Сумею с целым миром злобы справиться,
С любимым вечной клятвой обручённая…
"Любовь – сильнее жизни" – крик развеется,
И кровью – на камнях – её признание…
"Любовь – сильнее смерти!" И надеяться
Вовек не помешает расстояние.
Змеится серпантин средь виноградников,
А крепость исчезает за туманами.
И горы, как в театре – тусклым задником,
Извилистыми линиями странными.
**************************************
*)Солдайя – Генуэзская крепость в Судаке.
* * *
КАК НАДО!
Когда-нибудь наступит судный день,
И наши отдалённые потомки,
Расковыряв глубокие пласты
Межзвёздной пыли или местной лавы,
Конечно, если будет им не лень,
Приволокут с находками котомки…
А выводы окажутся просты:
Что предки их достойны были славы,
Но не всегда. А чаще, тратя пыл
На низменные страсти и желанья,
От бога по заслугам получив,
Накрыты были страшным камнепадом.
Или потоп их сильный утопил,
Накрыв все поселения и зданья…
И вновь сочтут: у бога был мотив.
Господь всегда всё делает, как надо!
* * *
НА ГОЛОС
Да хоть – назло! Но на плаву
Держаться, плыть – до посинения!
Хрипя, кряхтя – ещё живу…
И строки – плод ночного бдения –
Летят по свету. И не зря
Мы повторяем, вслед за Пушкиным:
Взойдёт прекрасная заря!
Пройдут, пройдут года непрушные!
И снова будет впереди
Хоть что-то, кроме накопления.
А нынче – тьма – ты в ней бреди
На голос мой – до исступления.
* * *
СОНЕТ
Возникает всё реже с годами
Удивлённое детское "Ах!"
Не бежим, восхищённые, к маме,
От немого восторга – в слезах…
Не глядим – до мороза на коже
На ромашку с росинкой внутри…
Чтоб узнать, что ценней и дороже,
Не на ценник – на небо смотри!
Так обычно бывает на свете:
Поначалу – мы все ещё дети,
С неиспорченной чистой душой.
Хорошо бы, набравшимся знанья,
Сохранить тот накал созерцанья –
Не заращивать души паршой!
* * *
ВВЯЗАТЬСЯ!
Спрятаться? Исчезнуть? Затаиться?
Или – очумело – на рожон?
Выплеснуть поток своих амбиций?
Или для амбиций – не сезон?
После новоявленной берлоги,
После немоты и тишины –
Что-то плоховато ходят ноги,
И проблемы в области спины.
И уже нет силы для напора…
И не помню, как это: вперед.
Вновь учится – вроде, и не впору:
Где фарватер, где, простите, брод?
А для мастеров инсинуаций –
Самый кайф: из зарослей, да влёт!
Ладно. Нынче главное: ввязаться,
Ну, а там, конечно, как пойдёт.
* * *
ТАМБОРА
Зелень леса, террасы и горы,
Рай земной в окружении света…
И вулкан, что зовётся Тамбора,
Ждёт момент окончания вето…
Зреют силы и копятся страсти –
Стать для жителей общей могилой,
И людской недостаточно власти,
Удержать эти грозные силы….
Не лишайте законного права:
Я дойду до конечного "зета",
И взорвусь, как вулкан на Сумбава,
И лишу человечество лета.
* * *
МОНОЛОГ СОНЕЧКИ МАРМЕЛАДОВОЙ
Что поделаешь: мама – простая натура –
Нарожала детей от отца-алкаша.
Вот и я: не взяла ни лицом, ни фигурой,
Ни умом… А кого беспокоит душа?
Городишко у нас процветал при заводе,
Но итог перестройки: пустые цеха.
Может статься, на что-то б сгодились, да, вроде,
Кто-то – даже нарочно "пустил петуха",
Устраняя под корень своих конкурентов,
На руинах страны обустроил дела.
Уловил направленье и сущность момента,
Ухватил не своё. Ну, а я – не смогла.
Но пока молода – подходящей работой,
Не хотя, занялась на безрыбье таком:
И в пределах природой отпущенной квоты,
Удаётся порой пролететь с ветерком.
Называют меня завлекательно – "жрицей".
Жрицей чувства, увы, недоступного мне:
Обиваю подходы к любимой столице –
Отсылаю доходы голодной родне…
* * *
ВПЛАВЬ
Я вплавь – по жизни – нравится процесс,
Хотя волна, порою, выше дома,
Под левую – толкает мелкий бес,
И ангелом за правую влекома.
Я – вплавь, куда мне берегом? Меня
Отлично держат волны. А устану –
Лицо подставлю под сиянье дня,
А горькая волна – залижет раны.
Я вплавь переберусь через беду,
Хоть поперёк, хоть супротив теченья.
Мне б быть с собой и близкими в ладу –
И не имеет прочее значенья.
И завершив последнюю главу,
Я уроню на дно свою копейку:
До горизонта – я не доплыву
И этим – обману судьбу-злодейку.
* * *
БЛИЗОРУКАЯ АКТРИСА
Светлане Немоляевой
Я бледная слепая моль,
Быть без очков – нужна отвага,
Но я выучиваю роль
До жеста каждого и шага.
Мне – неизменный интерьер –
Взамен стандартной белой трости,
И я привыкла к сонму мер,
Как к аллергической коросте.
И я хронически больна
Своею ролью, этой сценой,
И это не моя вина,
И я не соглашусь с подменой.
И в ограниченном мирке
Моей высокой миопии,
Я – с вечностью – накоротке,
И я не уподоблюсь Вию.
Не надо поднимать мне век:
Я в этой роли – зорче зрячих –
Я – червь, я – бог… Я – человек!
Я не хочу уже иначе.
* * *
ИММУНИТЕТ
Мы талдычим о "праве",
Волоча по булыжникам гири.
Чем нас только ни травят
В не особо устроенном мире!
Что, к тому же, изгажен
Многолетним старанием нашим,
Но слегка напомажен…
Ну, а мы, по инерции, пашем.
Ни глоточка водицы –
Без заразы, гормонов, металлов…
Не желаешь напиться:
Не воды – эманации кала?..
Отупелые лица,
Зачумлённая нами планета…
И за что зацепиться
Измождённому иммунитету?
* * *
ПАУТИНКА
Причудливая память сберегла
И вычертила в линиях эстампа,
Сюжет, где паутинка из угла
Случайно зацепила краем лампу.
И шустрый, хлопотливый паучок
Меж ловчих нитей мчится по спирали,
Закручивая ниточки в пучок,
Как мы когда-то коски заплетали…
И вновь цепляет клеящую нить
К тугим, как струны, нитям радиальным,
Чтоб в целое сюжет соединить –
Жестокий, но почти что – идеальный.
Где в паутине – бабочки, к огню
Влекомые, извечно и упорно…
А я теперь рисунок сохраню:
На оттиске и в строчках стихотворных.
* * *
"ВЕСНА" И "ПОЦЕЛУЙ" РОДЕНА
Всё намечалось – впереди…
А две скульптуры
Зажгли огонь в моей груди,
Будя натуру.
И мне мои шестнадцать лет –
Предстали клеткой.
Но засиял в пространстве свет –
Пред малолеткой…
Была прекрасная весна –
Не за горами.
Но я пока была нужна,
Пожалуй, маме.
И убеждение в крови –
Почти с детсада:
Что поцелуя, без любви,
Давать не надо!
Но так влекло, за туром – тур –
Бродить степенно
Вокруг загадочных скульптур
Месье Родена.
* * *
ПРИЖИЛАСЬ…
Ты же знаешь, что я никуда не уеду,
И что бурными планами – только пугаю,
Что такое бывает со мною по средам,
Или пятницам – это бунтует другая.
Та, что всё ещё рвётся за край горизонта
Заглянуть, вопреки утверждённым законам,
Обожает эксцессы, проблемы, афронты,
И умеет одна – распеваться каноном.
Ну, а я – не она, и тебе ли не ведать,
Что бунтую – в пределах отпущенной квоты,
Что всегда четвергами кончаются среды,
А за пятницей каждой – наступит суббота.
И что я прикипела, на этой планете
Прижилась, и уже не осилю полёта…
Разве что, в восьмистишии или сонете
Вдруг проскочит почти запредельное что-то.
* * *
НА НАВЕТРЕННЫХ ОСТРОВАХ
Мне когда-то всё больше нравилось
Жить с подветренной стороны:
С ураганом сама бы справилась,
И спасатели не нужны.
Только с берега неприкрытого:
Завтра – явственней, чем вчера,
Двух небитых дают за битого,
И в лицо – веселей ветра!
К чёрту бабу, с косой и в саване,
И не надо ни "ох", ни "ах".
Я навек поселилась в гавани
На Наветренных островах!
* * *
СТРОИТЕЛЬ
Корявость сосновой коры, до конца не ободранной,
Не гладкость дюймовой пилёной доски не ошкуренной…
Вода для раствора, несомая полными вёдрами,
С батоном кефир в полутёмной бытовке прокуренной.
Бетон и опалубка в робком своём единении,
Пазы, уплотнённые мохом просохшим и паклею,
Не надо мешать – человек в боевом настроении,
Он сам оприходует всё с прибауточкой: "Так её!"
Не надо соваться и требовать сил и внимания!
Уж так повелось: дураку полработы – не следует
Показывать – ибо оно за чертой понимания…
А там уж, как водится: с радостью, с болью и с бедами!..
* * *
ПАЛЬМА
Размывает прибой океанские пляжи,
Там, где пальмы вцепились в зыбучий песок.
В этом мире, где всё: с молотка – на продажу,
Всякий держится насмерть за жалкий кусок.
И не скажет никто, что сдалась я без боя,
Просто каждый за всё рассчитается сам.
Я, как пальма, склонилась к полоске прибоя,
Но верхушкой – упрямо тянусь к небесам.
* * *
ВОРОНЫ
Облетят редеющие кроны,
Стаи птиц уйдут в иные страны…
Мы вороны, серые вороны,
Нам заветный юг – не по карману.
Нам не по плечу, и не по крыльям
Дальние сплошные перелёты,
Мы свои никчёмные усилья
Тратим на напрасную работу.
Санитарим вдоль путей проезжих,
Во дворов извилистых каньонах…
Что там впереди у нас пробрезжит,
В не зарешечённых наших зонах?
Где апрель, воинственно-зелёный,
С ливневыми бурными дождями?
Мы вороны, серые вороны,
Слившиеся с серыми ветвями.
* * *
НА МОРЕ
Отпусти меня на море,
Я хочу поймать цунами,
Так как ловят сёрфингисты
Набежавшую волну.
Если что – пардон и сори,
И запомни, между нами:
Не горюй и не стыдись ты,
Если я пойду ко дну.
Ну, а если оседлаю
Высоченный пенный гребень,
То с таким громадным счастьем
Чуть не с неба погляжу.
Полечу, сама не зная,
На земле я иль на небе,
И к какой волшебной касте
Я теперь принадлежу!
* * *
ПО РЕКЕ
По извилистой речке плывём по теченью,
Огибая уступы серьёзных событий.
Здесь и сила, и опыт имеют значенье,
Но одно – иссякает, другое добыто
Слишком поздно, когда из отверстий уключин
В истончённых бортах выпадают крепленья.
А дальнейший маршрут всё равно не изучен…
Острова из тумана – причудливой тенью…
Водокруты и мели, кипящих порогов
В пенных брызгах внезапно встающие гряды…
Может, дело идёт к подведенью итогов,
А реки поворот – принесёт к водопаду.
* * *
ГРЕЖУ ПО-ЯПОНСКИ
Сдвину сёдзи, сяду на татами,
В тихом единении с природой,
Чуть шуршат на нитках оригами –
О-сёгацу. Значит – с Новым годом!
Мне котацу – отогреет руки,
Сякухати тронет нежной ноткой,
А дзёкан-сакэ из сакадзуки
Тёплой струйкой защекочет глотку.
Суйкинкуцу звук звеняще-свежий
Многоточьем ляжет на страничку…
По-японски я сегодня грежу,
Но рифмую – русская привычка!
* * *
КОЛДУЮ
Ты не бойся! Это просто – взгляд,
Я не обожгу и не обижу –
Только больше нет пути назад,
Лишь ко мне: всё ближе, ближе, ближе…
Видишь этих искорок огонь?
Как огонь бенгальский – не опасны.
За руку меня тихонько тронь –
И тебе всё стразу станет ясно.
Будет летний вечер. А потом,
В рамках чернокнижной режиссуры:
Чай с черносмородинным листом
И звезда под синим абажуром…
Ведьмочка… А кто же без греха?
Тут ведь, как в аптеке – дело в дозе.
Зачарую магией стиха,
Что-то пошепчу на ушко – в прозе…
А промчатся годы, дорогой,
Где-то там, в последней, третьей, трети –
Стану просто – бабою-ягой…
Только ты – различий – не заметишь!
* * *
ТЕРПЕНИЕ
Решил великий падишах
Построить всем дворцам – дворец,
Чтоб тот сиял в его делах,
Как драгоценнейший венец.
И по совету мудрецов,
Наиумнейших из людей,
Пред шаха светлое лицо
Доставлен зодчий, чародей
По части храмов и дворцов.
Тот создал план и чертежи.
Окрест известных мастеров
Собрал. И к небу этажи
Вот-вот бы вознеслись – так нет!
Один фундамент над землёй,
А зодчего – простыл и след…
И день за днём – летят стрелой.
И, невзирая на указ:
Повсюду зодчего искать,
Он скрылся от пытливых глаз –
Ни с чем вернулась к шаху рать.
Прошло пять лет. И падишах,
Уже не чаял и не ждал,
Чтоб, как венец в его делах,
Дворец прекрасный воссиял…
И вдруг пред шаха светлый лик
Явился сам шальной беглец
И объявил: "Настал тот миг,
И ожиданию – конец!
Чтоб мог фундамент обрести
Высокой прочности запас –
Должно не меньше лет пяти
Пройти! Я скрылся с ваших глаз!
Но вот теперь готов создать
Дворец, уже наверняка,
Что ваше имя прославлять
Способен долгие века…"
Легенду эту для того
Сегодня рассказала я,
Чтобы напомнить: мастерство –
Ещё не всё, мои друзья!
Талант, учёба, горький пот…
Но нужен каждому из нас
Для достижения высот –
Терпенья редкостный запас!
* * *
ПЕСЕНКА
"На Тихорецкую состав отправится…"
Муз. М.Таривердиева
сл. М.Львовского
Погода – гадость, облака – ни лучика.
Но есть перрон, вагон, а в нём – попутчики.
В отделе кадров – смотрят в "дело личное"…
А на лицо – весьма все симпатичные!
Мои вагонные друзья, минутные,
Глядим мы с вами за окошко мутное:
В дороге запросто всегда общаемся,
Поскольку, чуть чего – и распрощаемся.
Сосед в купе не то, что в коммуналочке –
Со всей душой к тебе, не ради "галочки".
Плывём-качаемся, как будто в лодочке,
Поскольку приняли чайку и водочки.
Легко поделишься бедой душевною
С какой-нибудь подругой однодневною:
В дороге все рассказы – интересные –
Ведь слишком коротко общенье тесное.
Но, рассказав, куда – откуда еду я,
Мне расслабляться до конца – не следует.
Чтоб не чесать потом уныло в темечке,
Не забывай, дружок, какое времечко!
* * *
ЕЩЁ ПЕСНЯ
" Тяжелым басом гремит фугас…"
Песня из кинофильм "Последний дюйм"
муз. М.Вайнберга
сл. М.Соболя
Ударит песня шрапнелью фраз,
И в сердце остыл металл.
И слыша её хоть сотню раз,
Сдержать не сумею слёзы из глаз –
Такой вот накал!
Чужая страна, кровавый мир,
И странный порыв страстей.
Во время чумы – нелепый пир,
И личная жизнь – латание дыр…
Без всяких затей…
А вот запала мне в душу раз –
Теперь уже навсегда.
И даже старость – ей не указ,
Как смена извечная лунных фаз –
И что ей года!
* * *
ГЕРОИ
Американский взгляд: спасенье мира –
Супергерой в борьбе с суперзлодеем…
Являющийся чьим-то там кумиром,
Он чем-то фантастическим владеет.
Неуязвим, но столь раним душою,
Костюм его весьма оригинален.
Отделавшийся травмой небольшою,
Встаёт, когда ногами запинали.
И сажень в нём, как водится, косая,
И сила, бог весть, с чем сопоставима…
А в жизни – мир, как правило, спасают,
Те, что, как все, довольно уязвимы…
И, принимая важное решенье,
В том отдают отчёт себе и людям,
Без всяческих надежд на воскрешенье,
Которого, естественно, не будет.
* * *
"ГЛАДИАТОРЫ" БАКАЛОВИЧА
В духе человеческой натуры,
Ради выживания, как вид,
Похвалюсь крутой мускулатурой –
Жалкий человечий индивид.
Подмигну хорошенькой девчонке,
Может быть, достанется и мне.
В нашей мясорубке-потогонке
Есть и что-то, сносное вполне.
Спрячу под улыбкой ужас смерти,
Что близка сейчас, как никогда.
Вперемешку ангелы и черти,
Чистые алмазы и руда…
Помогают годы тренировки,
Нет, не жить, а просто – выживать.
Где спасёт удача, где сноровка,
Где – уменье раны зализать.
Превращаясь в полную скотину,
В этом мире, словно на войне,
Кое-кто вполне способен – в спину.
И добить лежачего – вполне…
Меж собой стараясь не сближаться:
Друга убивать не так легко,
Мы срываем снова всплеск оваций
Или град каменьев и плевков.
Словом, ситуация простая:
Ты… Тебя… С плеча, толчком, тычком…
Кто-нибудь, один из нашей стаи,
Может оказаться Спартаком.
* * *
МОЛИТВА РОБИНЗОНА КРУЗО
Господи, как было всё чудесно:
Ты меня от смерти уберёг –
Это для меня, конечно, лестно:
Я же раб – а ты Всевышний Бог!
Я Тебя не стал гневить упрёком,
И впустую хныкать да тужить.
Что с того, что очень одиноко –
Есть надежда, значит, будем жить.
Что промок, что нынче лихорадка,
Не твоя вина, вина дождя:
То знобит, то жарко – всё несладко –
Но отпустит, малость погодя.
Грезится уютная квартира…
Это ж надо было так суметь:
По морю проплыв почти полмира,
Тут свалиться… Странный привкус… Медь
У меня во рту. Звенит, как склянки,
Вспухшая больная голова.
От дождя – несчастного подранка –
Прикрывает буйная листва.
Не гневить же Бога, в самом деле,
Сам не уберёгся и промок.
Выживу: в надрыве, на пределе –
Запишу в дневник десяток строк!
* * *
МУРАВЬЕД
А вы хоть раз видали муравьеда,
Когда он, постороннему не внемля,
В предвосхищеньи вкусного обеда
Когтями рвёт болотистую землю?
Когда, уткнув в термитник хобот-морду,
Термитов, языком, за тыщей – тыщу
Гребёт. И на ветру качает гордо
Пером великолепного хвостища?
Не поминает имя божье всуе,
Употребляет, сколько надо, порций.
И никогда ничуть не комплексует
От явной несуразности пропорций.
Идёт по сельве, гордо и толково,
И бдителен – без понта и без позы…
Вот так и я – условностей оковы
Терплю в пределах очень малой дозы.
* * *
ФРИНА ГЕНРИХА СЕМИРАДСКОГО
Пожалуй, что сумеют эрудиты,
Уйдя в глубины мифов и историй,
Найти другие лики Афродиты,
Придумав уйму всяческих теорий.
Но Апеллес с Праксителем когда-то,
Бессмертие создать сумели Фрине.
Всё, чем она была тогда богата –
В скульптуре утвердили и в картине.
И приравняли смертную к богине!
Вот в этом – суть величия таланта:
В творениях античных – мы поныне –
Изыскиваем прелести гаранты.
Она же, столь красивая снаружи,
Возможно, и страдала самомненьем,
Да и умом, была чуток поуже…
Но что была прекрасна – нет сомненья!
И та, перед которой Семирадский
Открыл дороги в вечность перспективы,
Прелестна, если грубо – скажем: адски…
Но ведь, при том, божественно красива!
* * *
НАВИГАЦИЯ
Из меня навигатор плохой – лишь кипенье эмоций.
И в балансе весов недосмотр, недовес-перевес…
По житейскому морю опять устремляюсь без лоций –
Только россыпь брильянтов на бархате чёрных небес.
Где – сверканье зарниц, где – полярных сияний узоры –
Ничего не пойму, только чувствую свет красоты.
На Шпицберген иду, на Мальдивы, Бермуды, Азоры?
Закрутилась спираль широты, глубины, высоты…
Промелькнёт метеор, голубого, нездешнего цвета,
И остынет, упав, о земную ударившись твердь.
А в созвездии Грёз запульсируют альфа и бета,
И начнётся планет, в миллионах веков, круговерть.
* * *
НА "СЕКРЕТЕ"
Покидая старую Каперну
В алых бликах утренних лучей,
Плавно, методично, равномерно
Плыл "Секрет". И лишь виолончель
Циммера – задумчиво звучала,
С шумом волн сливаясь в унисон.
Кроме тех, что были у штурвала,
Всех сморил нетяжкий, лёгкий сон.
Старый Циммер, думая о счастье,
Был по-стариковски, пьян и горд,
Понимал, что счастье – соучастье,
Где для многих – радостный аккорд.
Вечен мир, где всё на свете – бренно…
Но звучит в ушах вопрос Ассоль:
"Ты возьмешь к нам моего Лонгрена?"
И, пожалуй, в этом – смысл и соль!
* * *
ОДИССЕЙ
Ах, Одиссей – картинка в раме!
Знаток морских путей и лоций…
Богине, нимфе, смертной даме –
Не грех за парня побороться!
Жена и сын – альтернатива,
И жезлы маршальские – в ранце…
Ему бы всё – коней ретивых –
Свиньёй – подкладывать троянцам!
Тут Пенелопа – вся "в законе" –
За столько лет – почти весталка…
Но на её добротном фоне –
И Калипсо – немного жалко!..
* * *
ЮАР
Океан, Кейптаун. Тучи-облака
Над горой Столовой выткали муар.
Мне б туда, так я бы вам, наверняка,
Сочинила бы поэму про ЮАР.
А пока что получается сонет.
В нём едва ли мне удастся передать
Запах буша и луны печальный свет…
Понапрасну я исчёркаю тетрадь.
Путевые впечатленья – хороши!
Ты возьми – без впечатлений напиши.
Кто сказал, что фантазировать грешно?
Да такое, чтобы тот, кто побывал –
Впечатлений ощутил "девятый вал"!..
Нам на то воображение дано.
* * *
ПАМЯТИ ВАРЕНЬКИ АСЕНКОВОЙ
"Кумир моих далёких дней,
Любимый и желанный,
Мне не забыть судьбы твоей,
Таинственной и странной…"
Н.А.Некрасов
Актёрка… Хоть – не крепостная,
Но статус-то близок к тому…
А сцена – зовёт и ласкает,
И коль не в театр – хоть в тюрьму!
Мечты о трагической роли,
И сплошь – водевильный успех,
А перлы терзаний и боли –
На сцене – укрыты от всех.
Улыбки – в партер, через рампу –
Привычной гримаски оскал.
И страстный порыв: мимо штампа –
Трагический выдать накал.
А зависть и зло – в изобильи,
И краток отпущенный срок…
Последнего вздоха усилье.
И чудо некрасовских строк.
* * *
РОДЕО
И чем этим людям настолько родео по нраву?
Животные бьются со всей первозданною страстью.
Ковбои, пусть даже победу одержат по праву,
Десяток секунд упиваются силой и властью
Над рвущимся бешено диким быком иль мустангом,
А после – на землю слетают, рискуя здоровьем…
А я вот возьму и не стану смертельное танго
Отплясывать здесь, на арене, забрызганной кровью!
Упрусь четырьмя, растопырив пошире копыта,
Пока что не знавшие тягостной ноши подковок,
И каждою жилкой напрягшись, как в комнате пыток,
Останусь в загоне, а всадник – смущён и неловок –
Всё будет пытаться меня затолкать на арену.
И пусть секунданты пинают меня и пугают –
Не буду, как все, колыхаться всем телом, и пену
Ронять на песок. И ни кнут, и ни плётка тугая
Меня не заставят, как всех, суетясь непристойно,
Пытаться с себя уронить удалого ковбоя.
Один, не как все, я застыну на месте, спокойно.
Ему не зачтут, как победу, отсутствие боя!..
* * *
"ВОЛК НА ПСАРНЕ". НЕ ПО КРЫЛОВУ
Бывает же подобная проруха,
Что старый волк, матёрый и седой,
Не выгадал ни пёрышка, ни пуха,
Ни хрюшки чахлой, ни овцы худой…
И как оно случилось – непонятно:
Попал на псарню, словно кур во щи…
Настолько ж ощущенье неприятно,
Как Голиафу – камень из пращи.
Хвостом вильнуть, лизнуть ли вражью руку?
Попробовать прикинуться, что "свой"?
И к лая нарастающему звуку
Добавить заунывный волчий вой?
Но, памятуя дедушку Крылова,
Он понимал, поскольку не дурак,
Что для псаря – любое волчье слово –
Лишь повод натравить своих собак.
А посему, в дебаты не вступая,
Пружиной распрямившись на лету,
Рванул вперёд, один, в собачью стаю,
Нахрапом… И прорвался за черту!..
* * *
АМА
Толщей солёной воды
Спёрто дыханье,
Предощущенье беды
Гонит сознанье.
Греет подспудно её
Хрупкое тело
Гордость за дело своё –
Женское дело.
Здесь мужики не нужны,
Им не внедриться –
Очень уж корни сильны
Древних традиций.
С грузом уйдёт в глубину –
Быстро и ловко,
Тянется нитью ко дну
Только верёвка.
Выдох сквозь жемчуг зубов,
Цедит мгновенья –
Метод старинный таков –
Восстановленья.
Муж не кидается в бой,
Словно закован:
Статус кормильца судьбой –
Ей уготован.
А ведь ему-то, как раз,
Только и нужен
Блеск её огненных глаз –
Чёрных жемчужин.
* * *
СЕРДЦЕ ДАНКО
Хоть мы по натуре и не злые,
Нас, людей пещерных, только тронь:
Есть у нас рабочие, большие,
Руки, укротившие огонь.
Как бы нас ни гнуло, ни ломало,
Мы, как знаменитый нитинол.
Изменились? Да. Но очень мало –
Кто-то волк, а кто – покорный вол…
Тот – убого, этот – авантажно,
Разбрелись по шарику Земли.
И теперь уже не очень важно,
От кого мы все произошли.
Что там: глина? рёбра? обезьянка? –
Кто чего о том ни говори,
Лишь бы полыхало сердце Данко –
Да ещё б, у каждого, внутри!
* * *
ЛЕСА МАЙЯ
Ах, как хорошо, что руины тропическим лесом
Порой зарастают, лишь тем оставаясь доступны,
Кто движим действительным, искренним к ним интересом.
Так скрыты и капища майя – громады-уступы,
Поросшие зеленью монстры – ручная работа,
А, может быть, всё ж, без пришельцев бы не было дива?
Да, нет же, скорей, без людского кровавого пота –
Оно б не восстало из мрака: огромно-красиво!
И это прекрасно, что нет проторённой дороги,
Что лишь одному королевскому грифу доступно
Смотреть с высоты. Как смотрели жестокие боги,
Вовсю упиваясь кровищей и запахом трупным…
Ушли в никуда, вероятно, в других измереньях
Попрятали майя сокровищ своих мегатонны…
А крошки-колибри (размер не имеет значенья),
На красочном фоне, сравнительно с ними, огромных
Порхающих бабочек – яркий пример парадокса,
Смещенья размеров и сути, значений и цели…
И я б защитила надёжно, не хуже Форт-Нокса,
Руины, которых ещё отыскать не успели.
* * *
ПРОМЕТЕИ
Мы дарим любимым огонь наших солнечных душ,
При этом, немного сродни становясь Прометею.
В ответ – далеко не всегда дифирамбы и туш –
Порою такое, что сердце в груди холодеет.
И это его, наше сердце, терзает орёл,
Ему достаётся страданий удар настоящий.
Влюблённый – заведомо – в сердце стрелу приобрёл,
А кто-то – и в печень… Но в сердце – значительно чаще.
Мешает любви затаённая зависть богов,
Что часто из тайной – мгновенно становится явной.
У каждой любви разливанное море врагов,
Поди, разберись, кто из них самый страшный и главный!
И кто-то, злобясь, подсылает коварно орла –
Нутро разрывая, терзать чуть зажившие раны…
Бывает планета для боли – тесна и мала,
Безжалостен Зевс, а посланцы его – неустанны…
* * *
ГАДАЛКА
Не раскидывай карты, гадалка,
И судьбой – не шурши на платке.
Мне тебя по-хорошему жалко:
С затрапезной колодой в руке,
Всё пытаешься мне, деловито,
Заглянуть, мимоходом, в глаза,
Чтоб понять, где собака зарыта,
Где – рвануть, где – включить тормоза.
Не надейся узреть под личиной:
Что болит, где болит, как лечить –
Ты от следствий не сможешь причину
По улыбке моей отличить.
А в колоде – усталые лица,
Мне знакомы – предельно давно.
Я в валета успела влюбиться
В раннем детстве. Тебе не дано
У него мои выпытать тайны,
Перепутаешь с правдою – ложь!
Может, что угадаешь случайно,
Пальцем в небо разок попадёшь…
Так что, в прошлом – тебе ли копаться?
А грядущее – тёмная ночь.
Ты не жди от меня ассигнаций,
А ступай, драгоценная, прочь.
* * *
ВИРТУАЛ
Я вся разошлась по стихам, и меня уже нет,
Как тут кое-кто в комментариях пишет порою.
Я сердце своё расплескала, и яростный свет
Горит. И его никогда и ничем не прикроют.
А кто-то кричит, что под "ником" простецким моим
Скрывается, им неугодная, странная секта.
Мой дух пролетает, рассветным потоком гоним
С Невы – до Невы – першпективой, а ныне, проспектом.
И видящим зло там, где не было злобы и нет,
Взращённая в канувшей в Лету державе Советов,
Хочу предложить лишь один, но реальный совет:
Протрите очки – и увидите зарево Света.
Но вы не найдёте столь сладостный вам идеал,
Взирая на мир из колод, буераков и дупел.
А я – по стихам разошлась, и ушла в виртуал,
Ведь вам так хотелось иметь новоявленный жупел.
* * *
МАРТ
Удивительно пустой двор…
Ровно-ровненько лежит снег,
Задувает ветерок в створ.
Двадцать первый наступил век.
Вот, казалось бы, очко, фарт.
Но по жизни – всё сложней, друг…
Тут тебе не колдовство карт,
Хоть в фаворе мастерство рук.
В жизни правил – потерять счёт!
Кто-то знает их, а кто – нет.
А иной – хоть знает их – бьёт,
Закрывает остальным свет.
В этой жизненной игре – приз
Достаётся шулерам – факт.
Им не надо паспортов-виз,
Им и музыка звучит – в такт.
Пусть другим даётся круть-верть –
Ну, а мы – возьмём в другой раз!
Ведь красна же на миру – смерть,
И не стыдно – от чужих глаз!
Нам не надо волшебства карт,
Пусть лежит себе двором снег.
Мы же видим календарь: март!
Скоро вскроется стекло рек!
* * *
АЛОЭ
Любимое детище добрых "старушек-на-вате",
Мясисто-колючий жилец подоконников белых,
Лекарство для тех, кто здоровье давно подыстратил,
Попытка чуток подлечить престарелое тело…
И это совсем не случайно, что ангел когда-то
Вручил Моисею три ветви: одну от алоэ –
Эмблемою Троицы. Стёрлись явленья и даты –
Столетник растёт на окне, вспоминая былое.
За тонким стеклом в побелевшем проёме оконном,
Ему не страшны ни морозы, ни струи Борея.
И греет его, поднимаясь, согласно закону,
Струящийся воздух, нагретый водой батареи.
Горчит его сок, а ведь жизнь наша – тоже не слаще –
Так горечь по капельке копится впрок в человеке.
И мы прибегаем к нему: кто-то – реже, кто – чаще,
Чем к рюмке вина иль к лекарству из ближней аптеки.
Туземец пустыни, прижившийся в наших квартирах,
Он вечно для нас – самый добрый и ласковый доктор.
Покуда не рухнут столпы одряхлевшего мира,
С окон не исчезнет алоэ изломанный контур.
* * *
ЦЫГАНСКИЙ РОМАНС
Разболтались колки, оборвалась струна,
И во тьме, впереди, колея не видна.
Потеряться легко, путь за солнцем – далёк,
Но научен и стар мой цыганский конёк.
Он отыщет пути и дороги к тебе:
По траве, по росе, по слезам, по судьбе,
По незримым огням путеводной звезды…
И его понукать я не вижу нужды.
Распорола гроза неба чёрный атлас,
Поливая дождём неприкаянных нас.
Кто кого выбирал: то ли мы, то ль стезя –
Так что, хочешь, иль нет – а иначе нельзя.
Дождь затих, ветерком потянуло с реки.
Я струну подтяну да поправлю колки.
И не надо грустить, виноватых искать:
Вижу свет впереди, и стоянка близка.
Будет каждый аккорд переливист и чист,
Отзовутся ему перезвоны монист.
А дрожанье плеча и сверканье очей
Лучше звёзд озарят сумрак южных ночей.
* * *
РУСАЛОЧЬЯ ЛЮБОВЬ
Раздвинется воды незыблемый покров
И нежный голосок окликнет: "Эй, рыбак!
Ты здесь сидишь с утра, да только твой улов,
Желаньям вопреки, не ловится никак!"
Утопленница иль царя речного дочь
Явилась на его запутанном пути?
Доверчивый рыбак – ему б рвануться прочь,
Да с места не сойти и глаз не отвести…
Да им ли, что бегут простых, земных оков,
Суметь на свете жить, дыханье перекрыв!
Заветная мечта наивных рыбаков!
Русалочья любовь – не сладостный мотив…
* * *
НЕБЕСНЫЙ ЮВЕЛИР
Прожитых лет тугие звенья
Седой небесный ювелир
Скрепляет вехами рожденья –
Ухмылку прячущий Сатир…
То в драгоценную оправу
Поставит стразов тусклый ряд –
Ведь он на всё имеет право –
Кто жил, кто понял – подтвердят.
А то – в цепочку из медяхи –
Такой оправит бриллиант,
Что сам порой взирает в страхе:
Туда ли он вкрапил талант?
И озирает на досуге
Плоды немереных трудов…
А мы находим друг на друге
Цепочки прожитых годов.
* * *
МАНОН
А я вокруг не вижу ничего:
Явлений суть – загадочна вполне.
Вселенная со звёздами – во мне,
Огромная – мерси, месье Прево!
Как де Гриё – беспутную Манон,
Рискуя жизнью, разлюбить не смог…
Убить, уйти, укрыться между строк…
Грешно тому, кто не был так влюблён!
Не знал метаний изо льда в огонь,
Ежевечерних выстраданных слёз:
В глазах других – всё будто не всерьёз.
И горести других – попробуй – тронь!
Живая боль – какая это боль!
Узнай, почувствуй, здесь, в твоей груди –
Но нет её и слаще! Погоди –
И горести умножатся на ноль!
Чего ещё желать, ведь всё в тебе:
Ей-богу, вот оно, в твоих руках…
Господь: Исус, Иегова, Аллах –
О боги! К ней, единой, я в мольбе.
* * *
ТОРТИЛЛА
Толстокожая Тортилла
На большом своём веку
Нагребла и накопила,
Собрала к строке – строку.
Нет ни паспорта, ни визы,
Нет и домика с трубой:
Панцирь сверху, панцирь снизу –
Всё своё несёт с собой.
Ограниченность амбиций
Не всегда у тех, кто туп:
Ей же есть, чем поделиться,
Что ж вы, люди – сразу в суп!
* * *
ШАРМАНКА
"Разлука ты, разлука…" –
Шарманка завела…
Ворвусь к тебе без стука,
Закусим удила!
Хлестнём коней горячих:
Давай-ка, волчья сыть!
А как ещё иначе
Печаль свою избыть?
Помчимся по-гусарски
В цыганский ресторан,
Кутнём с тобой по-царски,
Чтоб каждый – сыт и пьян!
Ни зла, ни перебранки,
Ни драки, что с дубьём…
А горечь от шарманки –
Мы "горькой" перебьём!
Гитарные аккорды
Заглушат тот мотив.
Ты снова смотришь гордо –
Уверен и красив.
Уйдёт из сердца мука,
Опять душа вольна!
"Разлука ты, разлука –
Чужая сторона…"
* * *
СЛЕД
Следы смываются дождём
И заметаются пургою…
Едва ли что-то мы найдём –
Эмоций собственных изгои.
Следы травою зарастут,
Уйдут в песок, как пирамиды…
А мы с тобой – ни там, ни тут –
Не ради пользы, не для виду.
Следы – прибоя полоса
Сотрёт с пустынной ленты пляжа…
А мы уйдём, куда глаза…
Где дух и тело – на продажу.
На след положится гудрон,
Зигзагом – кубики брусчатки…
Лишь тонко вычертится он
На слое зрительной сетчатки…
Следы – увесисты, легки,
Ранимы и… неуязвимы.
И пусть дороги далеки,
И поезда – проходят мимо –
Следы – впечатаны в бетон
Души, податливой и нежной –
И давит тяжесть – сотни тонн.
А значит, встреча – неизбежна!
* * *
КАЛИКА ПЕРЕХОЖАЯ
Растрескались пятки босые,
Как тёмная сосен кора.
Устала идти по России,
Куда-то прибиться пора.
Хотя бы избёнку курную,
Хотя бы землицы клочок,
И чтоб головёнку дурную
Могла приклонить на шесток.
Но заняты избы, избёнки,
Землянки – и той не найти.
Видать, что в родимой сторонке –
Мои – лишь дороги-пути.
Смущает немытая рожа?
Умоюсь в ближайшей реке.
Каликой бреду перехожей,
Без цели – зато налегке.
А песни – к душе прикипели:
Разбудят дешёвый уют –
Такого вам раньше не пели,
И после уже не споют.
* * *
МОНОЛОГ П.П.ШАРИКОВА
Да, ладно – шрам на лбу – придумаю потом
Отмазку про фронта – легенду обеспечу…
Ну, пару раз рвану привычно – за котом –
А всё-таки стезёй шагаю человечьей!
Смотри, как хорошо: причёсан и помыт,
Избавился от блох в густой шерсти собачьей.
Налажен за века их человечий быт:
Квартиры, поезда, кино, конторы, дачи…
А надо-то всего: ходить на двух ногах,
Одёжками прикрыть лысеющее тело –
И о тычках забыть, пинках и батогах,
Что псиная душа за годы претерпела.
Не надо рук лизать – буквально: есть слова,
Которыми лизнёшь – хоть в зад – а не позорно!
И хитрости людей вбирает голова:
Про их забавный мир, нелепо-иллюзорный.
А я-то сам – не плох, не каждый бы сумел
Прорваться в высший свет из пёсьего сословья.
И как бы косо кто на это ни глядел,
Но мне достался шанс довольно малой кровью.
А псу – не привыкать: где наглостью возьму,
Полезна средь людей звериная натура.
А кое в чём могу осилить – по уму –
Не всем из них близка наука и культура.
И я в людской среде всегда смогу найти
Бесхвостых кобелей и дам с повадкой сучьей.
Уж, до того свезло! По верному пути
Меня в тот зимний день слепой направил случай!
Не случай! Как обвал, в горах после дождя,
Он накрывает нас огромной страшной глыбой.
А я, за стариком и "краковской" пойдя –
Сам сделал этот свой – реально верный выбор!
* * *
АДАМ И ЕВА
Шесть дней беспросветных трудов –
Сомнительный повод к иронии.
Но с горки преклонных годов
Я вижу столь мало гармонии,
Что думаю, может быть, зря
Господь оприходовал парочку,
А взял бы, ругая, коря –
Поставил клистир да припарочку,
Горяченьких всыпал плетей,
Чтоб впредь не томились вопросами…
А то ведь, своих же детей –
Прогнал, до конца не отёсанных…
Потомки несчастных – с тех пор
По белому свету слоняются,
И только немногим – простор
В полёте души – раскрывается.
Для прочих: всё в мире – товар,
Доход и его продвижение…
Из функций, полученных в дар,
Освоили лишь размножение.
* * *
ПРОИСХОЖДЕНИЕ
Все мы – одного происхождения,
Лишь позднее – Ноя поведение
Разделило всех без исключения,
Вопреки природе, – по рождению.
На людей Господь такие бедствия
По простой навлёк неосторожности:
Столь несоразмерные последствия
Пустяковой хамовой оплошности.
Если верить Библии с генетикой –
Люди – братья – в давнем поколении.
Но страдают этика с эстетикой
От пробелов в братском поведении.
Мира центр? Вселенной ли окраина?
Мы-то на Земле видали всякого…
Уж не говоря о шутке Каина,
Помним про Исава да Иакова.
Подал нам пример кровосмешения –
Праведник содомский, Богом избранный…
Взгляд на мир подвержен искажению
Тут и там расставленными призмами.
* * *
МОНОЛОГ ВАЛЕРИИ
Я ехала с ребёнком на руках
По Аппиевой призрачной дороге.
А век моих такой коснулся страх,
Что разглядеть могла я только ноги.
Иссохшие, чернее, чем земля,
В кровавых струпьях, ранах и потёках…
И я, едва губами шевеля,
Молила смерть – не быть такой жестокой.
А кто – есть кто – никак не разгляжу:
Глаз не поднять – свинцом налиты веки…
Да, им бы – снова – в руки по ножу,
В единый строй: фракийцы, галлы, греки…
У них и нынче – нация одна,
Поскольку участь горькая – едина.
А чаша скорби – выпита до дна –
Не будет никогда ни мной, ни сыном.
* * *
ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА
Меч наружу просится из ножен,
Малость поржавевший за века.
Только конь по-прежнему стреножен,
Хоть и рад почуять седока...
Хоть и рад промчать его по полю,
Потоптать струящийся ковыль,
Чтоб, мечтою бывшее дотоле,
Превратилось в сказочную быль.
Чтоб плечо героя раззудилось,
Размахнулась мощная рука,
Чтоб сдались противники на милость
Удалого чудо-седока!
Чтоб последний раз питалось поле
С потом перемешанной рудой,
Чтоб не чуял криков смертной боли
По ночам ковыль его седой.
Чтобы распоследней ратной битвы
Прогремел и стих победный крик.
Чтоб тяжёлый меч, острее бритвы,
Вражеский не вспарывал кадык.
Но стреножен конь, клинок ржавеет,
И язвит коррозия эфес…
Сказка – не короче, не длиннее…
Есть ли у народа интерес?
* * *
НАД ПАРИЖЕМ ПАРЯ
Прекрасно: парить над весенним простором Парижа!
(Заметьте: фанера парит – исключительно там).
За стропы тяну, опускаясь немного пониже,
Где зодчий-эпоха – по нужным расставил местам:
Прямых магистралей, рассёкшие город, разломы,
Буа де Булонь, Шамр де Марс и Жарден Тюильри –
Зелёными пятнами – странно, до боли, знакомы –
Ведь мне не привычен полёт над тобой, мон Пари!
Извилистых улочек фьорды, ущелья, каньоны
И шхеры кварталов с цветными рельефами крыш…
И тот островок, что знаком на Земле – миллионам,
Увидев который, воскликнем в восторге: Париж!
На нём прижилась устремлённая в небо ракета –
А сколько шумели, плевались и спорили зря!
А время-судья – рассудило, что эта примета
Понравится всем, кто взлетит, над Парижем паря!..
* * *
Я – КАЗИНО
Чего ты хочешь, с кем играть решил?
Я – казино – меня не обыграешь.
Видать, сидишь на сотне острых шил,
Что встречных-поперечных задираешь.
Ну, задирай, флаг в руки, ветер в тыл,
Но я скажу предельно откровенно:
Напрасно на меня ты тратишь пыл –
Хоть бейся головой и лезь на стену.
И если я, ловя слова любви,
Слова хулы – спокойно пропускаю,
То ты меня, мой злобный визави,
Не подтолкнёшь к обрывистому краю.
* * *
АЙВАЗОВСКИЙ
Катит волна за волной, на холсте – натуральней, чем в море,
И норовит расплескаться по гладким музейным паркетам,
Что любопытный фиксирует взгляд: воплощённое горе?
Или сияние волн с тем, сулящим надежду, просветом?
То ль сострадание давит наивные детские души,
То ль мастерство живописца ввергает в такие восторги?
То ли пугает волна, все устои привычные руша,
Нам предлагая на выбор одну из безумнейших оргий?
Что впечатленья другие в умах искушённых с лихвою
Перекрывает: сочувствие, страх, сострадание или
Всплеск восхищения, перед бурлящей живою водою,
Что на холсте, на музейной стене, навсегда сохранили?..
* * *
СУДЬБИНА
Не туда свернёшь на перекрёстке,
Ошибёшься: малость да слегка –
И судьба тотчас постелет жёстко,
Там, где обещала быть мягка.
Поспешишь на краткое мгновенье –
И уже: не то, не там, не с тем…
А судьба – стоит сутулой тенью,
Вроде, не у дел она совсем.
Чуть промедлишь, опоздав на нужный
Поезд, самолёт или трамвай…
А судьбе: не грузно, и не дружно:
Лишь рукой помашет, мол, прощай!..
Ты застынешь в той, ослиной позе,
Позе Буриданова осла:
Подойти к гвоздике или к розе?
А судьба – глядит – из-за угла.
Выбор свой решительно свершаешь,
Не стремясь загадывать вперёд?
А судьба – проказница большая:
Всё перевернёт наоборот…
Чуть чего – и враз покажет спину,
Эта боль – твоя, и только, боль!
Ей-то что? Не ты – её судьбина,
А она – твоя – и в этом соль!
* * *
ХОЛОДНО…
По капле кровь сочится. Повезло,
Что холодно, а то б – лилась струёю.
И смерть своё простое ремесло
Скорее сотворила надо мною.
А так – не смерть сковала, а мороз
Мои ослабевающие члены.
В глазницах застывают капли слёз,
И ног уже не чую от колена.
И больше не колотится в висках
Горячий пульс, и прояснились мысли.
И даже отпустил дремучий страх:
Ни тут, ни там себя уже не числю.
И духа облегчённого полёт
Уже почти не сдерживаем телом,
Не давит на него привычный гнёт,
Иные открываются пределы.
Отброшена бессмысленная кладь
Пустых забот. Накрыла безмятежность.
Едва мутит воды прозрачной гладь –
К родным и близким – жалостная нежность.
Родные… Бесконечно далеки,
И близкие, конечно же, не ближе,
И дом над самым берегом реки,
Наверное, я больше не увижу.
Там бродит паучок по потолку,
Шуршит плющом увитая веранда…
Лопаткою стуча по котелку,
Шагает похоронная команда.
* * *
ШУТ
Уснул король. Угомонилась знать.
Забылась даже чернь тяжёлым сном.
И только Шут разбитую кровать
Уже перелопатил кверху дном.
Увы, успокоенье не идёт,
И в каждой мышце жив дневной напряг:
Чтоб видел каждый – это – идиот,
И только сам он знал, что не дурак.
Так просто в роль дурацкую войти,
Ни то – ни сё, какой-то конь в пальто,
И как при этом тонко ни шути,
Изюминку не выловит никто.
Уже и сам читает не всегда
Подтекст своих изысканных реприз…
Под колпаком – башка уже седа,
И кулаки, до косточек, изгрыз.
Рыдает шут – но в сумраке ночей
Не видно слёз. А утром на лицо –
Наносится улыбка до ушей,
Приросшая к лицу в конце концов.
Хохочет шут – до спазмов и до слёз.
От хохота беснуется толпа…
А всё, увы, жестоко и всерьёз,
Но знать к словам глуха, а чернь – глупа.
* * *
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРЖСКАЯ
Юродивая жалкая старуха,
На паперти реалий наших дней,
И телом обнищавшая, и духом,
Легко смеяться каждому – над ней.
И было сразу ясно лишь немногим,
Другие тоже поняли, в свой срок:
Под этим ликом, тёмным и убогим –
Заступница, святая и пророк.
* * *
СОСНА
Вверх устремилась свободно и просто,
В небо ушла, напролом,
Втрое фонарь, переплюнув по росту,
Мощным кондовым стволом.
Нет ни сучка, только сверху, как парус,
Асимметричная прядь.
Где-то над ней, далеко, расплескалась
Синяя, яркая гладь.
В небе ветвям широко и не тесно –
Не с кем делиться тоской,
Жизни своей, не особо уместной
В парке, в черте городской.
Просится в мачты – такая прямая,
С ветром и смогом – борец.
Возраст таких, как она, узнаваем
Только по срезам колец.
* * *
В МАРСЕЛЕ
В театре балета Марселя
Дают постановку "Жизели".
И мы торопились с тобою
Билеты выискивать с бою.
Но сели на рифы и мели,
Не видеть нам гавань Марселя...
И мы никуда не успели
В субботу на прошлой неделе...
В Марселе на самом-то деле –
Растут марсианские ели…
К чему же таращились вдаль мы?
Нам всюду мерещились пальмы…
Всё было так ясно и просто,
Но мы заблудились в трёх соснах.
* * *
Идея марсианских елей – принадлежит моему сыну Александру.
* * *
СНЫ
Не хватает медленного сна,
До утра бушует подсознание.
Голова на вымыслы вольна,
А душа – на муки и терзания.
Яви и химер конгломерат,
Вольная игра воображения:
Снится, без изъятия, подряд,
Чудный мир, иное окружение.
Чуть переплетаясь с бытием,
Не определяющим сознание,
Странных, но осмысленных проблем
Создаёт на психику влияние.
Быстрый сон – подарок или зло?
Поощренье или наказание?
Точит ум, шлифует ремесло,
Даже увеличивает знание?
Остры и по-своему вкусны,
Придают разгон и ускорение
Умопомрачительные сны
В перпендикулярном измерении.
* * *
АДЮЛЬТЕРЫ
Зевеса игривые шалости,
То Лебедь, то Дождь золотой…
Не зная в распутстве усталости,
Флиртует то с этой, то с той.
Собой ли, быком ли представится,
Иль мужем, вернувшимся в дом.
Потом донимает красавицу
Неправедным Гера судом.
Своим утомлённый бессмертием,
Горит "олимпийским" огнём –
В союзе с известным усердием
Есть сила великая в нём.
К любой – норовит присоседиться,
Все нормы морали поправ.
И даже когда он не сердится –
Юпитер бывает не прав!
* * *