... Первого при дворе поэта любили фрейлины и графини, а поговаривали, что и сама царица, о нем ночами плакали обе царевны, но не было среди всей свиты никого, кто бы горше и острее отзывался на его легенды и песни, чем безобразная и смешная дворцовая карлица. Когда он говорил о рыцаре Тристане или рассказывал другую – китайскую, кажется - сказку о морской черепахе, превратившейся в красавицу, ради трех дней и ночей с которой юноша отдал шестьдесят лет жизни и вышел на берег дряхлым стариком, кто-то ждал очередной смены блюд, кто-то танцев, немногие любители следили за сюжетом, но была одна пара глаз, в которых загоралась и меркла каждая новая рифма или интонация - рассказчик никогда не повторялся даже в знакомых текстах.
Временами страшный хохот карлицы, вызывавший спазмы удушья у любого, кто оказался случайно рядом, тот хохот, за который ее подозревали в родстве с дьяволом, разрушал тишину на самом драматическом повороте рассказа. Большинство не улавливало тут ничего удивительного - что взять с шутихи и дуры, но самые проницательные, казалось, всё понимали ... Глупцы, они видели - кто зависть, кто ненависть ...