Когда-нибудь припомню все сначала -
Как осень расплескалась у причала...
Что, в общем, не мешало нам нисколько
Бросать крикливым чайкам мякиш с коркой.
А юность не мешала нам обоим
По пустякам заигрывать с судьбою,
По утонченным линиям ладони
Улавливать поток ее иронии.
Но у судьбы своя земная сила,
Остро ее перо, густы чернила.
Такое накрутила, навертела!...
Взбежала вверх по трапу и взлетела.
Стою один. Ни моря, ни причала,
Ни тучки, чтобы осень повстречала,
Ни корки хлеба, ни крикливых чаек...
Но все же в изумленьи различаю
Под небом город в первозданном виде,
Который прокуратор ненавидел,
Который ненавидел прокуратор
За яркий свет и тень, что кот наплакал.
Едва шепчась, идут дорогой к Храму
Неторопливо дети Авраама.
Навстречу мимо арок, века мимо
Ступают гордо дети Ибрагима.
На фоне исторических баталий,
Которые веками полыхали,
Прохаживаюсь я -и деловито
Заглядываю в азбуку иврита.
Из букв, бегущих сквозь тысячелетья,
Сплетаю удивленно междометья,
Оставив меж вопросом и ответом
Созвучье алеф-бет и альфа-беты.
Под звонких колоколен переливы,
Присев под Гефсиманскою оливой,
Я прикорну, густой укрывшись тенью.
Оттуда, свыше, снизойдет виденье,
Как я иду по городу Давида.
Мелькают яств заморских пирамиды,
Рахат-лукум покрыт нугой молочной...
День пятничный. Кипит базар восточный,
Где тысячи сестер и сводных братьев
Мечтают заключить меня в объятья,
Признав мое родство по первородству.
И я уже почти что рад знакомству,
Но кто-то в крик: "Аллах! Джихад! Свобода!",
А я в ответ: "Семья не без урода".
И, улыбнувшись, следом добавляю:
"Аллах акбар!-семью не выбирают."
Да,
я понимаю это,
Но
пять континентов света,
Приняв
по сто на брата,
Мыслят
как прокуратор.
Тщетны
его старанья,
Вечны
его страданья,
Чаша
его испита,
Память
о нем размыта...
Если
вернусь к причалу,-
Там,
где ты кормила чаек,
Знаю -
назад потянет,
Буду
грести локтями
В гору -
пока не увижу
Город,
Который придуман не был,
Поскольку задуман небом.
Чья быль - как живая небыль,
А небыль - живая быль.