...........Речь, никого не спасшая от жажды…
..........а мы горим —
..................................бумажные —
.....................................................в бумажном...
1.
Свет износился до рыбьего меха,
высохли в травах горошины смеха,
в землю упали, быльём поросли…
Кто мне там машет рукою вдали?
Тсс!.. Тишина окружает предметы,
в шаге неслышно плескается Лета,
глухо бессмертье стучится в ребро,
в воду толкая железным багром.
Время считать по названиям улиц
тех, кто однажды переобулись, —
всех, кого речь золотым языком
в жадный погост уложила рядком.
Песня ж моя до того языката,
ей невдомек, что возможная плата
(два медяка в белоснежном платке)
мною давно уж зажата в руке.
2.
Осень кладёт нас — как письма — в конверты,
чтоб, запечатав, приклеить к бессмертью —
намертво… набело… На посошок
насмерть прицелившись в правый висок.
В левый целует и шепчет на ушко:
«пой, мой соколик!..» и «где твоя кружка?..»
Нянчит и бросит — бумажных — в углу
речью давиться и сглатывать мглу.
Слово на выдохе мается, жжётся,
мечется, в руки никак не дается…
— Пей, мой соловушка! Что там на дне?
— Чья-то фигурка молчит на блесне.
Время, свои оттопырив карманы,
ловит безмолвных (уже оловянных!),
в этой — бескровной на вид — глубине
тихо сгоревших в бумажном огне.