Великолепный

Черный Георг
                Зима своей красою снежной
                Меня растрогала до слёз.
                И вот я, трепетно и нежно,
                Пописать вышел на мороз.
                (Алквиад, "Снежинка")


Стою один на перекрёстке, поздней ночью,
часа примерно в два (а может, в два двенадцать),
и беспорядки нарушаю, – между прочим,
как патриот, иначе незачем стараться.

А освещение вокруг меня – такое!
Так полыхают ослеплённые сугробы!
(Пора героя со Снегурочкой знакомить;
давай смелее, ты ведь парень не из робких.)
С предощущением исполненного долга,
с воздетой гордо головой, как в день зарплаты,
я фонтанирую мечтами, долго-долго,
под нежных песен громогласные раскаты...
Вдруг асмодеи с милицейскими челами
побеспокоили меня, – и очень скоро
я был ухожен, обустроен и восславлен.
(Из мелких минусов – синяк и рваный ворот.)

Подругу вызвали. Пришла, заголосила
(чуть что – кингстоны, стоит только появиться):
мол, водку пьянствовать – грешно и некрасиво,
и лучше б выпил пепсуальной колы с пиццей.
Не понимает, что душевное здоровье
на пиццах с кетчупами никогда не всходит;
в стране кончается героев поголовье.
Редеют списки человеко-пароходов!
Держи меня, моя соломинка. Пусть жёны
ютятся в прошлом, где теплом и манной кашей
пытают узников, где водкой заряжённой
стреляют в лыцаря, пока тот не угашен...

И снова я на перекрёстке поздней ночью
стою-качаюсь, снегом весь фасад облеплен,
и вывожу рукой – летящей – эти строчки...

И жопой чувствую,  ч т о   я   в е л и к о л е п е н !