Опять граблями по спине
В сердцах влепила Дуня мне –
Такая недотрога.
Грозилась, мол, еще задам,
Что б волю не давал рукам,
А я ни-ни, ей-Богу!
А то, что грудь ее задел,
Так ведь отпрыгнуть не успел,
Ведь груди – в полколодца.
Не увернуться мне никак,
Коль Дуня сделает хоть шаг,
Иль просто повернется.
И я, на Дуню бросив взгляд,
Ушел, куда глаза глядят,
Она мне вслед хохочет.
А я подумал: Нет, змея!
Ты будешь все равно моя,
Коль раньше не замочишь.
И так за горло злость взяла,
Что я побрел в конец села
В дом к бабушке Меланье.
Она колдуньею была,
Она одна помочь могла
В моем слепом желаньи.
Я ей еще и ни гу-гу,
Она: «Все знаю, помогу,
Вот, выпей-ка отвара».
Я смело выпил тот отвар,
И на пол тотчас-же упал
В обнимку с самоваром.
И, что б спастись от кипятка,
Взлетел почти до потолка,
И там повис с жужжаньем.
И слышу: «Был еще вчера
Ты мужиком, теперь пчела» –
От бабушки меланьи.
Я плакать стал, ее ругать,
И старой клюшкой обзывать.
Она мне отвечала:
«Наколдовала, что хотел,
Ты в сад к Дуняше бы летел,
Она там розой стала».
Тогда я крылышки размял,
Меланье что-то прожужжал,
И к Дуне в сад стрелою.
Гляжу: у самых у ворот
Она, родимая, растет,
Скрываясь за травою
– Ну, что, любимая моя? –
Сказал Дуняше, –вот он, я,
Твой ухажер извечный.
Теперь граблями по спине
Уже не двинешь больше мне! –
И сел в бутон беспечно.
Ах, как красивы лепестки!
Но сжались все они с тоски,
Назвав меня нахалом.
А я, бессовестный такой,
В те лепестки полез рукой…
Ах, извините, жалом.
А где у пчелки эта стать,
Наверно, каждый должен знать
С всемирного потопа.
А кто у нас тупой совсем,
Скажу, что этот нужный член
Рифмуется с Европой.
Ну, в общем, мне хватило сил, –
Я Дуньку – Розу опылил,
И все цветы в округе,
Потом к ней снова прилетел,
И на бутон заветный сел,
Но вскрикнул вдруг в испуге!
То ветер дунул невпопад,
И шип от розы прямо в зад
Вонзился мне. Как больно!
Я аж змеею зашипел,
Но шип, как гвоздь, во мне сидел,
А Дунька, б… довольна!
Я жалом бил, и бил его –
Не получилось ничего.
Тогда рванулся с воем.
Все оторвал, в траву упал,
И там, весь съежившись, лежал
Я, словно с геморроем.
Тут завершилось колдовство,
И сверху Дуньки естество
Упало в наказанье.
И, как в тисках, застрял у ней
Я головой между грудей.
Ну, бабушка Меланья!
А Дунька все на мне лежит,
Глазами злобными сверлит,
В бок тычет кулачищем.
И мне ни охнуть, ни вздохнуть,
Ни, даже, членом шевельнуть,
Ведь в ней кило с полтыщи!
Потом вскочила. Мне б удрать,
Но нет, она за шкирку – хвать!
И ну давай ругаться:
– Хоть ты пчелой на время стал,
Но, все же девственность отнял,
А ну пошли венчаться!
А я уж этому не рад,
Но, получив пинка под зад,
Поперся с ней покорно.
Под ручку в церковь с ней вошел,
Где поп к нам быстро подошел,
И обвенчал проворно.
Когда же провожали нас,
Я вспомнил батюшкин наказ:
Жена, убойся мужа!
Тогда с улыбкой Сатаны
Я подтянул свои штаны,
Решив, что сделать нужно.
И, хоть в башку ударил хмель,
Когда жена легла в постель,
Я ей сказал: «Не гоже!
Ты страсть покуда потуши!» –
И дал любя, но от души
Лопатой ей по роже.