ХУДОЖНИК
С базарной площади, с картинки кустаря
путь начинала робкая заря.
Сперва в оконце, словно лепесток,
малиновела в левом уголке.
Потом с небес, как шёлковый платок,
омыв края в малиновой реке,
свисала. Даже лебеди горели.
И выплеснулась вдруг! И заалели
бульвары.
Гордый был кустарь, не зазывал.
Но я купила у него товар.
Благодарил художник: «Будь счастливой!»
Уж площадь переполнена зарёй.
А он пошёл к ближайшей бочке с пивом,
чтоб скинуть бремя трезвости долой.
Покуда с плеч он сбрасывал замшелый
тягучих дней невыносимый гнёт –
заря вовсю над Киевом горела,
аж кружкам стало жарко от неё.
Блаженный, ослеплённый, златоглавый,
бродил он до ночи. На поезд опоздал.
И на скамейке жёсткой и шершавой
накрылся пиджачком – да так и спал.
Когда б он знал… Когда б он только знал!
Да где там! Пьяненький, убогий человечек…
Ни чёрту кочерга, ни Богу свечка.
Жил сорок лет, а может, пятьдесят.
Не мог ни хлеборобить, ни тесать.
Соседка помогала. Борщ варила.
А тратился на краски – то журила.
Быть может, жив ещё, хоть духом слаб и телом.
А умер – что ж! Житейское ведь дело.
Но каждый день с картинки кустаря
несмело начинается заря.
О, как она неопалимо льётся!
Когда б он знал… Не знал. Уж так ведётся –
хоть светлая творцу открыта даль,
хоть правит им порой святое чувство –
но путь художника и путь искусства
нечасто сходятся. А жаль.
Перевод с украинского
(Из книги «Чайна церемонiя»)