Чашка с зеленым узором устала тренькать,
Аккомпанируя городу через тюль.
Если самое нежное имя в Питере – Женька,
То самый любимый месяц, скорее, июль.
Что до счастья, меня от него распирает который месяц,
Вспышкой слева идет на запад его зенит.
И если еще уметь хорошо прицелиться,
Тогда бывает, что утром не так болит.
Небо живет на крыше, а счастье в буквах,
Перемывая все косточки сентябрю…
И если я перестану не слышать звуки,
Когда вернусь, буду щуриться на зарю.
Ты будешь, наверное, ливнем на землю падать,
И щуриться в слишком мокрый еще закат,
Вот только падать на счастливых четыре лапы
Не выйдет в жизни. Не под. Не тем более над.
Если дышать, то Невой и тягучим летом.
Если писать – то впитавшись в тебя насквозь,
Знаешь ведь, сколько еще о тебе не спето,
Сколько не сказано. Сколько недосбылось.
Буду звонить. А скучать – разве только мельком,
Ища утешенья в идущей на встречу толпе.
Если очень любимое имя в Питере – Женька,
То очень далекое – только Твое, в Москве…