Я ПЛЮС ТЫ
/триптих/
1. Я
На чёрных прядях, так контрастно, - снег.
Как быстро тает эта седина!
Как ищут пальцы древний оберег,
Которому, - да, знаю! – грош цена.
Вернусь к себе. Не топлен старый дом.
За пазухою, в кринке - горсть углей.
Притормози машину за углом,
Мой Deus ex …
Дойду без костылей.
Чем растопить равно камин и лёд,
Когда уже в озябших пальцах сжат
Мой ранний том, попавший в переплёт!
Стихи… Но мне ль они принадлежат?
На слое пыли – след паучьих лап, -
Мой шифр. Ключ – в двери. Скважина – в груди.
Прости, я по-другому не смогла б,
Когда бы… Но, не важно!
Заходи…
2. ТЫ
«Момент перехода ян в инь, а инь в ян постоянно порождает третье начало,
которое обозначается «дэн». Дэн символизируется как бы нулём.»
(Беньковский, Хаецкая «В мире таро»)
Сухие губы. Шелест тростника.
Меж инь и ян легло понятье Дэн.
Предощущенье первого глотка
Пьянит. Но дальше – всё без перемен.
Мой циферблат отсчитывал круги,
Текли Твои песочные часы,
Но новый день вставал не с той ноги,
Сгущая колер серой полосы.
Ты больше не летел на тёплый мёд,
Текущий в ночь из моего окна.
И, видя цепь в порядке этих сот,
Ты выбрал луг. А там жила Она.
И вновь предощущенья алкоголь.
Вам – инь и ян, мне – Дэн, но не беда …
Сперва: «Она – не Бабочка, а Моль!»
Потом привык, смирился: «Ерунда!…»
А с кем остаться – это ли вопрос,
Тем более, когда есть компромисс.
И тростниковой дудочкой влеклось
К сухим губам очередное: «Мисс…»
3. ТЕМ, КТО ВОЗВРАЩАЛИСЬ
Вавилонский проспект упирается в башню вокзала.
Где кому повезёт - время выяснит нам, а пока,
Ты – опять соберёшься по рельсам, по нервам, по шпалам...
Я – опять разобьюсь о барьер твоего языка.
... Уходи, и не надо прелюдий, -
Мы – не в опере и не в постели.
Песни пишут несчастные люди
Для того, чтоб счастливые пели.
Тренажёрная жизнь сократится на тень сигареты,
Обиходный разрез зарастёт, не оставив следа.
Мы теперь обыватели этой огромной планеты,
Мы прошли друг сквозь друга, встречаться не стоит труда.
Но, в квартире пустой телефон возопит заполошно,
Ты подумаешь – я, я подумаю – Ты и проснусь, -
У Тебя на плече, малой родинкой, и будет в прошлом
Вавилонский проспект, перерезанный улицей Грусть.
… Вечный блюз о несбыточном чуде
Возвращений сквозь годы и двери!
Сказки пишут учёные люди,
А простые - в них учатся верить.
В ТОМ СЕНТЯБРЕ
Да, Ты любим …
Осенние ветра
Всевластвуют над городом, лютуя.
Но, Ты устал, Мой Ангел,
Мне пора
В отставку, в сонм легенд, на боковую
Тропу. Я знаю.
Сонные дворы
И плачущие стёкла тусклых окон –
Невольные приметы сей поры …
Я завернусь в свой чёрный плащ, как в кокон,
Свой монолог средь старых тополей
Начну со слов: «Пускай все муки Ада …»
И станет авансценою моей
Решётка увядающего сада.
НАТЮРМОРТ
Песочные часы пробили полночь.
Навылет.
Время, скрипнув дверью, вышло.
Оставив о себе воспоминанья:
Губной помады след на льдистом устье
Покатого хрустального бокала,
Измятую в смятении салфетку,
И две бутылки непочатых истин –
На выбор.
Остальное – всплеск эмоций.
* * *
Г.Б.
Снег. Ослепший сад
Уже засыпан по колено.
Кончился февраль,
Зимы последняя глава.
Снег царит над всем
И тихо-тихо во вселенной,
Но – хвала огню –
Природа, я ещё жива.
Март. А есть ли март?
А существуют ли на свете
Оттепель, дожди,
Уснувшей речки синева …
Только этот снег,
Да злой промозглый стылый ветер,
Но – хвала огню –
Природа, я ещё жива.
Солнца белый плеск,
И танец саламандр в камине,
Да пожар в крови,
Что ныне теплится едва,
Вдохновенный свет
В свечи трепещущем кармине, -
Те, стараньем чьим,
Природа, я ещё жива.
Знаю, этот век
Мне не простит огнепоклонства,
И уже дрожит
От нетерпенья тетива, -
Ледяной стрелой
В моё измученное солнце
Целится зима,
Но ты – со мной, и я жива.
* * *
« А ты с креста уже был снят,
Такой чужой, покорный …»
( из давнего)
Боясь совпадений до дрожи,
На прошлом рисую кресты.
Но… Как же вы всё же похожи –
Мой Бог нераспятый и Ты!
Печаль отпускаю, как птицу,
Ладони мои холодны.
И, вдвое за то, что случится,
Заплачено против цены.
* * *
Пижон, балагур, недотрога …
В кромешных своих «Се ля ви!»…
Войти и - прямо с порога
Ей объясниться в любви.
Как за секунду до старта
У жерла, где порох и дым,
Неистово выдохнуть: «Марта!..»
- «Да, Фридрих Иероним.»
Снискав себе славу смутьяна,
Блюсти стихотворный канон
До смертного мига. «Роксана!..»
- «Прости меня, Савиньон.»
Вскипит солёная пена,
И выдохнет волк морей:
«Я шёл к Тебе, дочь Лонгрена!»
- «Грэй !..»
… И, будучи всеми ими, -
Грудью под остриё:
«Люблю Тебя!» – «Да!..» (И – имя)
Единственное. Моё.
* * *
M.C.
За серебряные струны золотые платят деньги,
А тебе бросает площадь только медные гроши.
А вчерашняя улыбка юной Леди – наважденье,
А её вчерашний шёпот – только ветра вой в глуши.
Ты прислушался и стало одному тебе известно,
Как дрожит под блузой сердце, прорывая шёлк почти.
Но закаты на рассветы Бог меняет повсеместно,
И лежала вдаль дорога, и пора было идти.
Ты уйдёшь и не узнаешь, что оставил Леди сына,
Ведь бывает только в сказках, что встречаются потом,
Волею Судьбы всесильной, дерзкий мальчик и мужчина,
Поразительно похожи и повадкой и лицом.
На серебряные струны пусть ему хватает денег,
Пусть он станет музыкантом не из уличных бродяг.
А любовь прекрасной дамы – это только вдохновенье,
Песню ради поцелуя прерывать нельзя никак.
* * *
Её ладонь. Что может ближе к телу?..
Но вызывает суеверный страх
Кольцо на пальце.
На суде по делу
Исчезновенья линий на руках
Ваш адвокат – взаимное стремленье
Не верить прорисованной судьбе.
… Как холодно мне от прикосновенья
К Тебе.
* * *
Откуда только берутся силы
В тоске по Грэеву кораблю?
Такой беспечный, такой красивый…
Не полюблю!
Гранёный классикой стон извечный
В моей практической «не судьбе»:
«Мой Милый, что Тебе…»
Мой беспечный, ЧТО я тебе?!
Полупризнание на рассвете…
Зайдёт другая на полчаса,
И … Мне останутся только ветер,
Да паруса.