На холсте отутюженной ткани,
Я словами рисую картину.
Будто кто-то страдает в капкане,
А над ним кто-то вьет паутину...
У меня есть палитра и краски,
Ведь картина в несложных тонах.
В основном это серый и красный,
И другие, что блекнут в глазах.
Для начала возьму я зеленый,
Пусть на фоне играет весна.
Нарисую я вид превосходный,
Тени деревьев и пение птах.
Голубым нарисую я небо,
И в лазурной его вышине,
Нанесу легким штрихом я, слепо,
Белоснежного облака свет.
А в углу будет желтое солнце,
То, что греет так мягко и нежно,
А не веришь - попробуй, дотронься,
И почувствуй, как тает взгляд снежный.
Наконец, нарисую я в центре,
Укажу самый главный сюжет,
Для тебя, это красное сердце,
Для тебя этот пламенный цвет.
Этот цвет - цвет любви и страданья,
Самый яркий - цвет страсти и боли.
Самый дивный, как признак мечтанья,
Самый страшный, как цвет алой крови...
Вот, казалось бы, все и готово,
Что могу я еще здесь сказать?
Но, почему-то, беру кисти снова,
И продолжаю опять рисовать.
Силой неведомой беру серой краски,
Цвета хандры и тоскливой печали,
И начинаю, по чьей-то указке,
На холст наносить эти серые дали.
На зеленой траве возведу глубочайшие лужи,
На небесной лазури нанесу непроглядные тучи,
Солнце закрою пеленой серой стужи,
Дождь нарисую, чтоб душу помучить.
И только лишь сердце останется прежним,
Не потушат дожди его алое пламя,
Не остудят стужи его холодом снежным,
Оно ведь навеки любви моей знамя...
На холсте отутюженной ткани,
Я словами рисую картину.
Я страдаю от боли в капкане,
А ты вьешь все свою паутину.