Друзья! Я пишу некую книжку. Кажется, уже написал. Ее фрагменты мои читатели на Стихи.ру уже видели (несколько эссе из этой книги). Даже
эпилог видели. Здесь - начало книги, пролог. Здесь сформулирована идея книжки. Мне очень хочется знать ваше мнение: может ли такое странное
произведение оказаться интересным. За полгода на Стихи.ру я обнаружил
несколько десятков людей, поэзия которых открыла для меня их личностные смыслы. Я хочу посоветоваться...
Ваш В.К.
ЗАЧЕМ И ЧТО ХОЧУ СКАЗАТЬ
Как женщины его печальны –
В них чувственного вовсе нет.
И только грустные их тайны –
Сквозь ровный и неяркий свет.
Какая грусть, какая тайна
Живет за дымкой в тишине -
Мне не понять. Хранят молчанье
Картины в зале на стене...
И только теплою волною
Сочувствие мне грудь теснит:
Печальных тайн неясной болью
Невысказанность томит.
Это стихи о Борисове-Мусатове, написанные мною лет сорок назад. НЕДОВЫСКАЗАННОСТЬ, оставляющая возможности для сотворчества, есть один из смыслов искусства. Я хочу рассказать, как великие произведения искусства стимулируют (на самом деле, создают!) новое творчество – творчество зрителя, который становится – для себя только, разумеется – соавтором художника.
Я хочу рассказать (скорее, все-таки, обсудить с читателем), как искусство и его творцы формируют психологию зрителя, слушателя, читателя. Народа, поколений, в конце концов. Мы вместе проанализируем, что определяет вдохновение творца, его взаимоотношения с читателями или зрителями. В этой книге вы найдете очень разные и по смыслу, и по способу выражения реминисценции: мои эмоции – в связи с великими произведениями искусства, исследования психологии поэтов и художников, в том числе, количественные. Я хочу обсудить с вами, как и что формирует славу – и в науке, и в политике, и в искусстве, в моде, наконец. Мы попробуем вместе понять, как соотносятся скептичный разум и вера в формировании личности и общественной психологии, понять, как религия влияет на общественную мораль, есть ли существенные различия морали верующего и морали атеиста. Вместе попробуем понять, какова роль искусства в построении (или развале) морали общества.
От Герцена (в "Былом и думах") еще в ранней юности я узнал, что искренность и истина не всегда совпадают. Я помню об этом. То, что вы найдете в этих заметках о художниках – искренно. Я думаю именно так, как пишу. Истинно ли это? Несомненно, далеко не всегда. Впрочем, кто знает "что есть истина"?
Я дилетант, просто любитель искусства – живописи, поэзии… Как и каждый из нас, кто причисляет себя к вымирающему «сословию» интеллектуалов.
Я хочу оставить эти заметки об искусстве – заметки дилетанта. Зачем? Я же знаю, что мои реминисценции не профессиональны и отдаю себе отчет в том, что мои понимания субъективны! Но ведь любое произведение искусства – выражение субъективного восприятия художником действительности, реальной или же воображаемой им виртуальной действительности – "как бы действительности". И каждый зритель или читатель или слушатель воспринимает произведение искусства по-своему, проецируя увиденное, услышанное, прочитанное на свой собственный внутренний мир. Понимание художника зрителем определяется мерой совпадения взглядов, темпераментов, чувствительности к полутонам и контрастам. Восприятие картины зрителем так же субъективно, как восприятие художника, создавшего эту картину. Выразить то, как понимает художника зритель, именно я. Эссе в этой книжке – мое самовыражение, именно мое, личное – самовыражение, инициированное моим пониманием произведений искусства. Это как поэзия и как живопись – выражение самого себя, и только. Но быть может, мои субъективные понимания и ваши, читатель, близки? Может быть, мы поймем друг друга через посредство искусства, через сопоставление наших субъективных пониманий одних и тех же произведений? Мы постараемся найти общие понимания того, что такое мораль – у людей Веры и у атеистов.
Ведь самое главное в жизни – найти тех, кто тебя понимает, не правда ли? Поищем общие понимания – если они существуют!
Всю жизнь я провел с художниками. Мы разъезжали с ними по векам и странам. Я беседовал с египтянами из Фаюма полторы тысячи лет назад. Мы одинаково понимали прекрасное. Мы одинаково понимали психологию друг друга.
Я встречался с Рембрандтом триста лет назад - в Ленинграде и в Нью-Йорке - кажется, этих городов еще не было в то время. Мы долго говорили с ним о бренности прожитых лет.
Я виделся с Босхом и Старшим Брейгелем, они уверяли меня, что люди гадки. Я спрашивал у них: может быть, это уже незаметно перед лицом вечности? Рерих в Москве и в Новосибирске говорил мне о вечном, а я просил его показать, как перейти от гадкого и потного бытия к холодному горнему прозренью. Я не услышал ответа. Скорее, Рерих не услышал мой вопрос – он был слишком высоко…
Я спрашивал у Маньяско, стоит ли жить, если не осталось ничего святого. Он сказал - нет, не стоит. Но Ге возразил: хоть злоба и предательство неизбежны, нужно жить, чтобы не исчезло добро. А Нестеров показал мне, кому довериться и кому поклоняться - отроку Варфоломею, Постигшему, и Женщине, которая готова постичь.
Дега и Лотрек возражали: женщина – грязна, это лоханка, не больше, это только ловушка для нас, мыслящих! Позднее в том же уверял меня Генри Миллер в "Тропике Рака". Но я встретился с братьями Стругацкими значительно раньше, еще за "Миллион лет до нашей эры" и был предупрежден. Я знал, как наказывает Природа (или Высший Разум? или Бог?) посягнувших на то, чтобы понять ЗАМЫСЕЛ. Может быть, Лотрек и Дега были близки к разгадке и поплатились... Поплатились утратой иллюзий, которые на самом деле и есть единственная реальность, ради которой стоит жить. Именно эта нереальная реальность создает искусство и определяет его влияние на реальную жизнь.
Я ушел от Дега, от Лотрека, даже от Сомова и Буше - я не захотел им поверить. Ренуар, Серов, Пименов, наверное, Климт и Цорн тоже понимали меня: они, как и я, знали, что Женщина – самое совершенное из созданий, и стремление к Ней есть стремление к бессмертию. Сельвинский оставил великую фразу:
Бессмертья нет. Но жизнь полным полна,
Когда бессмертью отдана она.
Иллюзия любви и есть жизнь ради бессмертия. Иллюзорного, как и Любовь. Жизнь – светла, как на полотнах Тернера. Драматична, трагична –НО СВЕТЛА! Свет жизни – Любовь, Женщина. Это – и у живописцев, и у ученых. Этим я живу.
Я думаю, что женщины ощущают смысл жизни в общем – так же. Нюансы, конечно, самое интересное. И в жизни и в искусстве. Но что делать! – то, что я пишу – все с точки зрения мужчины.
За мою долгую жизнь я общался со многими поэтами, писателями, учеными. Иногда непосредственно, иногда через их творчество, имея в некоторых случаях возможность сопоставить впечатления жизненные и впечатления от творчества. Как интересны эти сопоставления! Мы поговорим об этом.
Все-таки, зачем я стал писать эту книжку?
"Смерть близка, мне не страшна она! Свой долг исполнил я…" Не хочу умалить подвиг Ивана Сусанина – мне СМЕРТЬ страшна. Может быть, именно потому, что свой долг я еще не исполнил. Жалко оставить жизнь, НЕ ОСТАВИВ ТО, ЧТО Я ПОНЯЛ. Это Я ДОЛЖЕН оставить. Это и есть – ОСТАВИТЬ СЕБЯ. Хоть малую часть. Вот поэтому я пишу то, что пишу. Декарт: "Я мыслю – значит, существую". Я написал – значит, я остался. Мыслить - значит жить. Написать – значит не умереть? "Рукописи не горят?"
Решение писать эту книжку – дело последних трех-четырех лет, но идея написать такую книгу, в которой я мог бы рассказать о своем восприятии искусства, прозой и стихами, родилась еще когда мне было лет двадцать восемь или тридцать. Я помню этот момент. Я вышел из Третьяковки и присел на скамейку, чтобы, как всегда после посещения музея, записать впечатления. И вдруг начали складываться стихи. Еще не стихи, но какие-то фразы, которые были почему-то ритмичными. Еще несколько минут, может быть, с неким специальным усилием – появились рифмы. Это те самые стихи о Борисове-Мусатове, которые открывают мою книжку.
Совершенно ясно, что эти стихи не являются описанием какой-то картины Борисова-Мусатова, и вся книжка – не описание картин и не пересказ их сюжетов, это мое впечатление, описание моих эмоций В СВЯЗИ с тем, что я увидел в картинах. Художник подвигнул меня понять нечто новое, которое совсем не обязательно совпадает с тем, что предполагал художник. Художник, творец дает начало, предлагает повод для собеседника – к собственному пониманию, к собственным построениям – по идее, предложенной творцом. А прочтение – это уж дело зрителя, слушателя, читателя, дело его собственной способности понять и развить, уже по-своему, это уже его – зрителя – творчество.
Вот довольно длинный (но, конечно, далеко не полный!) перечень замечательных произведений, сюжеты которых навеяны творчеством тех, о ком пишут – уже после ухода оригинала. Блистательное эссе «Мой Пушкин» Марины Цветаевой – это ведь не Пушкин в пересказе, это Цветаева, это ЕЕ вдохновение, это ее мысли о творчестве, о гражданственности, о любви. Великолепное сочинение Михаила Рощина «Князь» – это не только биография Ивана Бунина: биографические сведения и куски из стихотворений и прозы Бунина – лишь повод для Рощина рассказать о его, Рощина, понимании смысла творчества писателя. Так же, как биографии Резерфорда и Бора – еще и повод для Даниила Данина рассказать о смыслах и побуждениях в научном творчестве, о взаимоотношениях власти и ученого. Так же, как для Андре Моруа «Дизраэли» или «Флеминг» - почва для понимания мотивов живущих в повседневности великих людей, деятельность которых определяла жизнь страны или жизнь науки. Так же, как «Гойя» Лиона Фейхтвангера, или романы Ирвина Стоуна «Моряк в седле» и «Муки и радости» о Джеке Лондоне и Микельанджело – повод понять отношения общества и художника-творца. Так же, как блистательные эссе Ираклия Андроникова о Лермонтове. Так же, как мощные документально-аналитические книги Викентия Вересаева о Пушкине. Так же, как почти-романы Юрия Тынянова, Натана Эйдельмана, Юрия Фиалкова о Пушкине, Грибоедове, Кюхельбекере, Лунине, Ломоносове: жизнь гениев и героев - в быту, в сообществе, с интерпретацией документальных данных – в художественном воплощении.
Есть такой жанр в литературе – научно-художественный. В чем-то стиль моей книжки примыкает к этому жанру. Но – все-таки – нет, не укладывается в этот жанр.
Моя книжка – о смыслах творчества и смыслах жизни, понимание которых появилось от осознания того, что я увидел в картинах любимых мною живописцев и в стихах любимых поэтов. Эта книжка – не только мои концентрированные эмоции – в связи с искусством. Не только эмоции – еще и логический анализ того, что такое искусство, еще и анализ тех явлений, которые создают искусство и тех явлений, которые искусство стимулирует.
Я действительно затрудняюсь в определении жанра этой книги!
В ней почти (!) не будет ни биографий, ни хронологии, ни классификаций по жанрам, ни точных ссылок на литературные источники, совсем немного (во второй и третьей частях книги, в которых я пытаюсь сделать в известном смысле объективный анализ моих – и ваших, читатель! – субъективных восприятий).
То, что оставили нам предшественники – это их завещания, созданное ими богатство. Если это алмазы и золото, то неважно, в каком тысячелетии они добыты, их сегодняшняя ценность инвариантна по отношению к времени. Шекспир и Рембрандт, Цветаева и Овидий, Кафка и Босх, Архимед и Эйнштейн, Бетховен и Прокофьев – все перемешано, все это составило нынешнюю сущность человечества, все это составляет мою сущность. Я не умею разделить, что во мне от Людвига Бетховена и что от Нильса Бора, что от Ренуара и что от Лермонтова – все они создали меня как личность.
Вот еще о чем я хочу предупредить моего читателя. Об огромном количестве имен, которые я упоминаю, иногда даже не комментируя их специально. Это может показаться неким проявлением снобизма: вот-де знает такие-то имена, демонстрирует, это – снобизм, только для избранных. Нет, причина совсем другая. Если у меня будут читатели, их можно заведомо разделить на две страты. Так или иначе, я ориентируюсь на интеллектуалов. Одни из них больше знакомы с изобразительным искусством, другие больше – с литературой или музыкой. Я хотел бы адресовать мои эссе им всем. Но тем из моих будущих читателей, кто знаком с изобразительным искусством, назвать то или иное имя художника – значит обозначить интеллектуальную область размышлений. Это не снобизм – это обращение к единочувствующим. Изобразительное искусство для меня – как познающего – было наиболее информативным. А в собственном творчестве – у меня другие предпочтения: точные науки и поэзия. Может быть, еще философия.
Книжка состоит из трех разделов, каждый - из отдельных эссе. Вы обнаружите массу повторов одного и того же смысла – в разных контекстах. Вы обнаружите массу противоречий – я их вижу, но оставляю сознательно. Поток ОСОЗНАНИЯ произведений искусства непременно содержит противоречия, как и само искусство, как и жизнь, как наше восприятие и искусства и жизни – это замечание относится к первому разделу. Более научные (или более философские?) второй и третий разделы апеллируют больше к логике и даже к естественным наукам.
Но общая цель одна: я хочу понять, как ЗАВЕЩАННЫЕ НАМ, ПОТОМКАМ, ИНТЕЛЛЕКТ И ЧУВСТВО сделали, делают и будут делать нас теми, кем мы становимся. Я не боюсь смерти, если то, что я понял, сумею оставить, даже сознавая, что жизнь моего слова – коротка. Это желание не испугаться смерти в момент кончины.
Зачем живем?
Зачем мы рождены?
Прожить,
как птички,
от весны и до весны?
Соорудить гнездо,
яйцо снести
и высидеть его –
и все?
А после лечь костьми?
Нет, я уверен,
мир мы посетили,
чтоб не яйцо,
а Слово
принесли мы.
Понятое мною и есть Я.
"Не троньте мои чертежи!"