Творцам и сотворённым
1.
Давным-давно в забытую эпоху,
Когда к нам были ближе небеса,
Когда дышала грудь свободным вздохом,
Когда еще свершались чудеса,
Когда любовью властвовали чувства,
А демоны бродили во плоти,
Когда ремесла выросли в искусства,
И продолжали мысленно расти,
Когда слагались саги и былины,
Уединясь от бренного в ночи,
Пигмалион лепил людей из глины
И обжигал изделия в печи.
2.
Огонь и страсть с ним были неразлучны,
Но мир его идей не принимал.
И поутру творец собственноручно
Свою мечту на части разбивал.
Потом он пил, до одури тоскуя,
Потом бузил, недавних дрУжек гнал,
И снова возвращался в мастерскую,
И тут же все с начала начинал.
Чтоб жечь и мять, чтоб небу вызов кинуть,
Слепцом, на ощупь, действуя в тиши,
Чтобы вложить в податливую глину
Обломки расколовшейся души.
3.
Случайно ль нет, но вот в дерзаньях вечных,
Перешагнув простое ремесло,
Под пальцами его явилось нечто,
И истинные формы обрело.
Соткался стан прекрасной ГенелОны.
Промать всему - святая красота
Явила целомудренное лоно,
И грудь, и приоткрытые уста.
К любви богиня, к нежности взывала,
Лишь недвижимость линий и теней
Нам статую пустую выдавала,
И Громовержец сжалился над ней.
4.
Тогда глупец в безумном изверженье,
Прильнув к губам творенья своего,
Вдохнул в него кипящее движенье
И не оставил в сердце ничего.
Отсохли руки, онемели члены.
Ей, вливши воскрешающий глоток,
Сковал навек артерии и вены,
Иссяк его живительный поток.
Но словно переняв от человека
Его огонь, и силу, и напор,
Затрепетало глиняное веко,
Прищурившись на мертвое в упор.
5.
Так обменявшись сим бесценным даром,
Не отмеряя против все и за,
Пигмалион остался глыбой старой -
Она открыла томные глаза.
Зевнула, потянулась равнодушно,
И встретив камень (кто б о нём скорбил),
Воскликнула: «Ах, право, это скучно!
Опять горшечник наш меня лепил!»
Нет-нет, не я! Бесформенное что-то.
В нём нет души. Да что могла ваять
Посредственность?»
И вышла без заботы,
Чтоб совершенством ранить и пленять.