А я любил тебя, московскую гадину,
поскольку видел под кожанкою - женщину.
Чего ты жалась, что торговец я краденым?
По этой жизни - все на фарт переменчивы...
И мне родителя помЯнуть не можется
плохим ли словом или чем ещё гадким там -
он самокат мне покупал и не морщился,
что не в бюджете это шёлковым галстукам...
А я ходил себе в гимназию чинную,
и между нами, в адвокаты хотел бы я,
когда товарищи не взяли в почины бы,
и всю Россию приложили по темени...
И вот теперь шерстят твои парабеллумы
по нашим хлопцам, что на брюлики - жаркие,
а я - плачу себе зарплату "по-белому"
в своей конторе "Мсье Лунёв с парижанками"...
А в кабаки хожу теперь в гимнастёрке я,
поскольку только холуи - фраком мечены,
и там недели протираю на тёрке я,
кроша орешки долгой боли до вечера...
А время в банке с маринадом не горбится,
и красный флаг - босяцкой иллюминацией...
Да только знаю, что оно - распогодится,
и ты отдашься мне за сто - ассигнацией...
И я плыву себе в Одессе как в мареве,
кефаль шаланд моих не Костей наловлена...
И я б любил тебя, и звал тебя "маленькой",
а это - в придурь - чья б не сеть рыболовная...
Но не жирует в наших днях понимание,
и худощаво этих грёз равновесие...
Но обратить хотел бы ваше внимание,
что сделал мизеры с "гоп-стопом" в Одессе я...
Да только ты - опять ушла под собрания,
мои цветы отвяли - в розовом толку ли?..
А после утро было в лёгкое ранено:
другой подковой мостовые процокали...
А я любил ту комсомольскую кисоньку,
такую гладкую, такую кромешную...
Да беляки тебя стреляли на пристани...
Мои же хлопцы на две пули промешкали...